Ороро усердно закивал, глядя во все глаза. Ингрэм внимательно оглядел его и занялся стрелой. Зазубренный наконечник был серебряным, древко – из прочного черного дерева и тоже с зазубринами. Подумав, Ингрэм крепко ухватился за него и, стараясь лишний раз не дергать, попытался сломать. Древко не поддавалось. Пришлось взяться за нож и орудовать им. Он подточил дерево достаточно, чтобы можно было переломить древко у основания раны. Оставшуюся половину стрелы Ингрэм медленно потянул со спины, придерживая Ороро за раненное крыло. Зазубренная стрела не поддавалась – накрепко застряла в плотном сплетении жил. Ороро стоически все это терпел. Его черная кровь капала на белый, истоптанный снег. Ингрэм шумно вздохнул и резко с силой дернул стрелу на себя. Ороро громко коротко взвыл. Ингрэм разжал руку, выронил стрелу. От ее крючковатых зазубрин раненная ладонь кровоточила, и он запоздало с досадой вспомнил о рукавицах, но некогда было об этом думать. Он быстро расстегнулся, снял меховую накидку, безрукавку, рубашку. Трясясь от холода, наспех нацепил на себя безрукавку и принялся разрывать рубашку на полосы. Разглядывая разодранную меховую накидку Ороро, из-под которой так вовремя выпростались спасительные крылья, Ингрэм осторожно прижал к ране сложенный в несколько раз кусок разорванной рубашки.
– Сложи левое крыло, – велел он. – А теперь осторожно правое, так, я держу, давай.
Крылья сложились, пропитанный черной кровью лоскут утонул в складках. Ингрэм осторожно перевязал крылья длинной полосой рубашки.
– Больше нигде не ранило?
Ороро, шмыгая носом, отрицательно помотал головой. Из-под прорех на одежде сзади виднелась серая кожа, покрытая пупырышками от холода, крылья совсем замерзли и стали жесткими. Ингрэм чуть присел и велел:
– Забирайся мне на спину и накройся моей накидкой. Нужно быстрее добраться домой и заняться твоей раной.
Ороро серьезно кивнул и вскарабкался ему на спину. Притаившаяся в кармане жилетки рогатка упиралась в ребро, идти с Ороро на спине по мокрому снегу было трудно, но от пережитого ужаса Ингрэм дороги не замечал.
Дома он заставил Ороро выпить одну из горьких лечебных настоек и тщательно осмотрел рану.
– Да нормально все, – протестовал Ороро, с опаской косясь на приготовленную нитку с иголкой. Кровь идти перестала, рана напоминала ожог с круглой, сильно расширившейся дырой, сквозь которую можно было спокойно смотреть, как через лишенную дна кружку. – Оно перестало увеличиваться. Не надо меня зашивать. Я в порядке, правда, чего ты так суетишься?
– Помолчи и не двигайся, – перебил Ингрэм, прикладывая примочку из трав, которые останавливали кровотечение. По крайней мере, у людей.
Ороро закатил глаза, но послушно присмирел, пока Ингрэм решал, что будет делать с раной. В итоге дырку пришлось оставить – слишком уж была большой, чтобы подсоединить противоположные края, которые распухли и кровоточили при малейшем касании.
– Ты сестру увидел? – спросил он. – То, что хотел увидеть больше всего?
– Да. Это было нечестно, – пробормотал Ороро. – Я так обрадовался, что позабыл обо всем на свете, а ведь ты предупреждал, не мчаться впереди тебя. Прости меня, я так глупо себя повел.
– Ловушка и впрямь была нечестной, – задумчиво согласился Ингрэм.
Это была одна из ловушек против уркасов и людей, посмевших бежать. Их придумал Гет для господина Дарэро. Ингрэм помнил его рассуждения о специальных черных стрелах, которые мешали бы магу сколдовать заклинание и выбраться из ловушки, и о приманке, против которой никто не устоял бы.
Скорее всего Ороро и впрямь полукровка – будь он тэйвером, ловушка не сработала бы на него. Значит, в его крови есть доля уркаса. И, как и королева Хэйла, Ороро, должно быть, был тем самым редким полукровкой, что внешностью пошел лишь в одного родителя, и рассудок его не подвергся ужасным последствиям порочного кровосмешения.
– Ну а ты что увидел? – полюбопытствовал тем временем Ороро.
Ингрэм растерялся.
– Ничего.
Ороро удивленно посмотрел на него и тут же отвел взгляд. Ингрэм нахмурился. Он уже хотел было спросить, что это значит, как Ороро вдруг сказал:
– Ты меня по имени назвал. Не думал, что ты его запомнил. Если бы не это, я не успел бы среагировать, – кусая губы, признался он. – Ты спас меня. Спасибо.
Ингрэм досадливо почесал затылок и спросил то, над чем раздумывал по дороге домой:
– Я видел на войне, как вы, тэйверы, иногда использовали некое заклинание в виде метки на руке, благодаря которому могли призвать другого тэйвера к себе, хотя тот находился совсем в другом месте. Тебе случаем не известно, как его колдуют?
– Конечно, я знаю, – тут же важно отозвался Ороро, – это метка призыва, я видел, как сестра заключала ее со своим другом. Ух и ругалась же она, когда меня заметила! Велела никому об этом заклинании не рассказывать – это только наше колдовство. Мы его недавно только придумали, и нечестно будет, если другие народы узнают, как его делать. Я и тебе не сказал бы, но это ведь ты, к тому же ты пустой.
Ингрэм прикусил губу и серьезно кивнул.
– Оно, наверное, слишком сложное, чтобы ты мог его сколдовать?