К счастью, к членам своей семьи Густав все же относился снисходительнее. По словам Тило фон Вильмовски, «в семейном кругу можно было иногда высказать свое искреннее мнение, но только не в присутствии Густава. Как-то на вилле Хюгель я позволил себе сделать безобидное замечание в адрес окружения Гитлера. Густав попросил меня «никогда больше не говорить под его кровом ничего подобного». Берте глава семьи не мог пригрозить, что он ее выгонит, поскольку и вилла и фирма принадлежали ей. Однако, если опа держалась недостаточно лояльно, он мог лишить ее своего общества — и лишал. Когда Густав приказал спустить с флагштоков виллы Хюгель флаги кайзеровской Германии и поднять вместо них нацистские, Берта некоторое время глядела на происходящее с непроницаемым лицом, потом резко повернулась и ушла в дом. Своей горничной Ахенбах она с горечью сказала: «Пойдите в парк, посмотрите, как мы низко пали». Муж, который вошел следом за ней, тотчас направился к двери кабинета. Величественно входя, он кинул через плечо: «Фюрер всегда нрав!»
* * *
Через три года после того, как в Берлине, в доме номер 9 по Маргаретенштрассе. открылось Центральное бюро по перевооружению Германии, число безработных немцев сократилось с шести миллионов до миллиона и менее. Только на Гусштальфабрик в результате телеграфных распоряжений с Маргаретенштрассе в Эссен число рабочих возросло с 35 тысяч до 112 тысяч. Здание Главного управления называли «хлопотливым муравейником». Фирма расширила два своих полигона и вложила 40 миллионов рейхсмарок в новое оборудование. Теперь Густав поставил управляющих своими заводами в известность, что производство мирной продукции было камуфляжем. Ее единственное назначение, сказал он, заключалось в том, чтобы «чем-то занять наш персонал и наши заводы». С этих пор им хватит дела с поставками на армию и флот. И дела им хватило. «Темп был немыслимым», — вспоминал позже один из крупповцев, доживший до наших дней.
Перевооружению нацисты отдавали абсолютный приоритет перед другими своими программами. Бюджетные расходы на вооружение составляли 21 миллиард рейхсмарок. Три средоточия власти желали превратить прошлый разгром в торжество — нацистская партия, армия и крупные промышленники. Однако инициатива исходила от Круппа, который уже был готов производить новейшее оружие. Еще в марте 1933 года Густав, якобы выступая от имени Имперского союза промышленности, отверг «всякий международный контроль над вооружением». В октябре того же года он и его помощники из «Рейхсгруппе индустри» во всеуслышание приветствовали уход фюрера с европейской конференции по разоружению и из Лиги Наций. Весной рейхсканцлер дал генеральному штабу и командованию военно-морского флота право самим составлять свой бюджет. А правительство обязывалось изыскивать для них деньги. 4 сентября правительство предоставило фабрикантам оружия первоочередное право на любое сырье, поступающее из-за границы. Импорт железной руды подскочил на 170 процентов, а производство стали на крупповских заводах Гусштальфабрик и Рейнхаузен увеличилось с полутора миллионов тонн до четырех миллионов тонн в год.
Контрактов Крупп не получал, все ограничивалось устной договоренностью. Как сказал полковник Вильгельм Кейтель одному офицеру в Центральном бюро по перевооружению 22 мая 1933 года: «Устную договоренность нельзя доказать. Ее можно отрицать». Тринадцать месяцев спустя правительство все еще соблюдало осторожность. Адмирал Эрих Редер заносит в свою записную книжку: «Инструкции фюрера: фюрер требует, чтобы постройка подводных лодок была окружена полной тайной».
Густав понимал необходимость секретности; он знал, что его действия одобряются фюрером. Рейхсканцлер совершенно ясно изложил свои желания на том первом вечернем совещании в резиденции Геринга, и на следующее же утро Крупп отдал соответствующие распоряжения совету директоров: подготовить заводы к массовому производству. Директора начали действовать необычайно энергично. К концу апреля импорт Круппа за первые три месяца 1933 года превысил общий тоннаж за 1932 год. Запасы сырья стремительно увеличивались: количество железного лома с 10 тысяч тонн поднялось до 83 тысяч тонн, железной руды — с 35 тысяч тонн до 208 тысяч тонн, меди — с 8 тысяч тонн до 15 тысяч тонн, и впервые с 1914 года фирма начала получать из Бразилии богатую циркониевую руду, применяющуюся только для производства орудийной стали. Тем временем, отмечал Густав, только шесть процентов немецкого железа экспортировалось во «вражеские страны» вроде Англии, Франции, Бельгии, России и Чехословакии.
Прибыли Круппа росли, не дожидаясь, когда будут заключены формальные соглашения. В наши дни наследники Густава утверждают, что он только выполнял приказы и «делал хорошую мину при плохой игре». Но дела фирмы «Крупп» шли великолепно, как никогда еще за всю ее историю. Перевооружение оказалось подарком для всех германских промышленников — в среднем их прибыли поднялись с 2 процентов удачного для них 1926 года до 6,5 процента. Такая цифра не могла не согревать баронские сердца.