Но вернемся к Круппу. С того момента, когда Адольф Гитлер стал диктатором, финансовым затруднениям концерна сразу пришел конец. Прибыли фирмы поднялись до 443 процентов. Строго юридически они принадлежали «фрейлейн Берте Крупп», но, разумеется, она предоставляла Густаву все деньги, какие ему требовались. Ее личный доход возрос в десять раз и продолжал увеличиваться из года в год. Одна шестая, а позже и одна пятая часть национального дохода Германии расходовалась на вооружение. В 1939 году Гитлер сможет заявить, указывая на Гусштальфабрик: «Более шести лет я работаю над укреплением германского вермахта. За это время более 90 миллиардов марок было истрачено на создание нашей армии. И сейчас это лучшая армия в мире, во всех отношениях превосходящая немецкую армию 1914 года». Финансовые отчеты, подготовленные преемником Хаукса, который в возрасте семидесяти лет удалился на покой, показывают, что принесло это Эссену. В 1935 году чистая прибыль Берты, за вычетом налогов, даров и резервов, составила 57 миллионов марок, через три года она составила 97 миллионов, а еще два года спустя — 111 миллионов марок.
Тем временем муж Берты в Главном управлении день за днем увеличивал ее основной капитал. Во время каждой большой войны рядом с правящим Круппом оказывался талантливый конструктор. В 1870 году это был Вильгельм Гросс, в 1914 году — Раузенбергер, а теперь Густав нанял в качестве главы конструкторского артиллерийского отдела белокурого сорокалетнего берлинца, бывшего штурмовика, которого звали Эрих Мюллер. Однако его настоящее имя было быстро забыто: Круппы, крупповцы и восхищенный фюрер знали его как Мюллера Пушку, первого инженера рейха. Вместе с Густавом и профессором Удремоном он планировал, как именно следует использовать новое богатство Берты.
Скупались предприятия в Бохуме, Хагене и Дюссельдорфе. В Хамме и Рейнхаузене воздвигались новые здания. В Эссене кроненбергская рабочая колония была сровнена с землей и разросшийся Гусштальфабрик утроил выпуск продукции. Фюрер объявил Круппу, что к марту 1934 года он желает получить сто новых танков, а через год — 650. Служащие тихо скончавшейся фирмы «Кох и Кинцле (Е)» вытащили свои чертежи. Затем фюрер потребовал, чтобы было построено шесть подводных лодок и подготовлена программа, позволяющая спускать со стапелей по лодке ежемесячно.
В Меппене Мюллер Пушка испытывал скорострельные гаубицы на мототяге; под сенью кабинета Густава крупповцы начали вытачивать на токарных станках корпуса снарядов, превращать стальные болванки в орудийные стволы и строить новые прокатные станы, способные выпускать тяжелую броню.
В субботу 16 марта 1936 года фанфары и барабаны по всей Германии оглушительно грянули в ответ на приказ фюрера, вводивший воинскую повинность и создававший армию из 12 корпусов и 36 дивизий. Это был конец Версальского договора.
Теперь верфь «Германия» и Грузонверк выпускали броню и морские орудия для «Дойчланда», «Тирпица», «Адмирала графа Шпее», «Адмирала Шеера» и «Бисмарка» — самого большого в мире линейного корабля (45 тыс. тонн). Кроме того, в Киле строился авианосец и еще эскадры крейсеров, эсминцев, минных тральщиков, а из Эссена, Борбека и Рейнхаузена нескончаемым потоком поступали танки, танковые башни, лафеты, гаубицы, мортиры, осадные и полевые орудия. Густав обнаружил, что потенциал фирмы был больше, чем он рассчитывал. Крупп мог не столько вооружать вермахт, но и вернуться на международный рынок военного снаряжения. Воинственное заявление Гитлера вызвало слабый протест в Париже, робкое выражение надежды в Лондоне, что англо-германские отношения от этого не пострадают,— и поток заказов для Круппа.
Однако нельзя проводить параллель между торговлей, которую Крупп вел при Вильгельме II, и производством оружия в системе «нового порядка». В довоенную эпоху фирма торговала как самостоятельный конкурент на свободном и широком рынке. Теперь все ее действия, включая и получение лицензий на экспорт, проходили тщательную проверку в Берлине. Отсюда вовсе не следует, как позже утверждал Альфрид на скамье подсудимых в Нюрнберге, будто фирма была игрушкой «системы, которую не мы создали, которую мы знали далеко не полностью и которую во многих отношениях мы не одобряли». Правда, Альфрид был вынужден признать, что его отец «был единственным промышленником, единственным частным лицом в кругу высших лиц политического и военного руководства Германии». Точнее всего было бы сказать, что Густав, внеся значительный вклад в создание нацистской системы, теперь усердно следовал предначертаниям нацистской партии, членом которой он стал.