В конце 1816 года Фридрих выпустил свою первую сталь. Но это была не литая сталь. После пяти лет сплошных мучений самые лучшие его изделия по своему качеству едва достигали уровня продукции кустарей-литейщиков. Понемногу развивая свое производство, Фридрих поставил в Берлин штыки (третье по счету оружие, проданное одним из Круппов, — третий сигнал об опасности на страницах истории) и выполнил, кроме того, несколько заказов на инструменты и штампы для чеканки монет. Штампы оказались хорошего качества. 19 ноября 1817 года Дюссельдорфский монетный двор признал, что из всех выполненных для него заказов работа «герра Фридриха Круппа из Эссена является наилучшей». И все же Фридрих по-прежнему не мог довести выпуск продукции до размеров, позволяющих сбалансировать дебет и кредит.
В этих условиях Фридрих принял характерное для него решение. Хотя он еще не справился с основной проблемой литейного процесса, его мысли уже витали далеко впереди — в области сложных медных сплавов.
Поэтому Фридрих решил построить новый металлургический завод с 800-фунтовым молотом. Выбранное им место находилось на берегу небольшой эссенской речки Берне. Когда в августе 1819 года строительство завода было закончено, его владелец ликовал. Он твердо верил, что новый завод его спасет.
Но именно это сооружение и привело Фридриха к окончательному краху. В своем тщательно продуманном плане он упустил из виду один решающий фактор: Берне была очень ненадежная, капризная речка, постоянно менявшая свою глубину. Когда ее уровень падал, водяное колесо, естественно, останавливалось. В первый же год после постройки завода случилась небывало долгая засуха. Фридриху фатально не везло. Остатки бабкиных накоплений уплывали от него сплошным потоком, как кровь из свежей раны. В тщетной попытке остановить этот поток Фридрих решил обратиться за помощью к какому-нибудь правительству. Дважды он предлагал Санкт-Петербургу создать под государственной опекой литейный завод в России и три раза обращался в Берлин с просьбами о денежных субсидиях, но его везде ждал отказ. Он был брошен на произвол судьбы. Гусштальфабрик погибал, буквально разваливался на части, тигли раскалывались, и горячий металл разливался по полу. В 1823 году повторилась засуха, речка совсем обмелела, и, конечно, мельничное колесо бездействовало. В апреле 1824 года из рук Фридриха ушел знаменитый крупповский особняк на площади Фляхсмаркт. Новым владельцем стал тесть Фридриха. Родство родством, а бизнес есть бизнес.
Так Фридрих Крупп лишился наследственного символа благосостояния своего рода, а вместе с тем и крыши над головой. Пришлось перевезти Терезу с четырьмя детьми в коттедж рядом с Гусштальфабрик (впоследствии сын Фридриха Альфред Крупп назовет этот коттедж «домом предков» — «Штаммхауз»). Это был скромный домик, первоначально предназначавшийся для старшего мастера завода. Внутреннее устройство его вряд ли понравилось новым жильцам. Вся семья питалась на кухне, возле чугунной плиты — единственного источника тепла во всем доме. Узкая винтовая лестница вела в мансарду с низким потолком, где прямо на полу лежали четыре соломенных тюфяка для младшего поколения Круппов: пятнадцатилетней Иды, двенадцатилетнего Альфреда, десятилетнего Германа и четырехлетнего Фрица.
Лишившись особняка, Фридрих был вынужден отказаться от поста советника муниципалитета, и его имя было вычеркнуто из списка налогоплательщиков Эссена, что являлось величайшим позором для коммерсанта. Нуждаясь в 25 тысячах талеров для дополнительного оборудования и задолжав уже кредиторам 10 тысяч, Фридрих доверил ведение всех дел по заводу бухгалтеру Гревелю, который поддерживал видимость работы предприятия, выплачивая жалованье рабочим за счет продажи последних земельных участков Круппа. К осени 1824 года Фридрих слег в постель. Нам известно, что в течение двух лет он лежал в комнате рядом с кухней, уставившись в потолок, — разорившийся, страдающий от своего унижения неудачник. В воскресенье 8 октября 1826 года он тихо уткнулся лицом в свой тиковый, набитый соломой тюфяк и умер. Ему было только 39 лет.
Три дня спустя растерянные родственники вдовы вошли гуськом в комнату, где стоял простой гроб с телом Фридриха, и отнесли его на фамильное кладбище около Фляхсмаркт. Уныло плетясь туда, участники похоронной процессии не сомневались в том, что являются свидетелями конца династии, что вместе с Фридрихом они хоронят и его мечту. Старший сын покойного Альфред, нервный, диковатый подросток, чувствуя себя до отчаяния неловко в непривычной обстановке, с трудом сдерживая желание скрыться куда-нибудь от соболезнующих взоров родных, едва мог дождаться конца заупокойной службы на кладбище. Он хотел только одного — скорее снова очутиться на заводе.