Оружие Круппа. История династии пушечных королей

С этих пор его уже ни на Минуту нельзя было оставлять без присмотра. Он все время либо тупо молчал, либо разражался беспричинными слезами. В конце лета Бертольд был демобилизован и отправлен в Мюнхен, чтобы принять участие в изучении пенициллина.

Как-то Бертольд приехал из Мюнхена и увидел, что старик сидит на балконе под присмотром лакея, бессмысленно устремив взгляд на прекрасную долину. «Пана, мы проиграли войну», — сказал Бертольд.

Вскоре Густав лишился рассудка и речи. Семья Круппов теряла своих членов одного за другим. Клаус лежал в могиле люфтваффе, барон фон Вильмовски сидел в Заксенхаузене, его сын Курт, интернированный в Англии, при перевозе в Канаду был пущен крупповской торпедой на дно Атлантического океана, молодой муж Ирмгард был погребен под русскими снегами, а Гаральд пропал без вести. Затем настал черед Экберта. Его гибель окружена тайной. В апреле 1945 года Берта получила от него письмо: он был жив и здоров и рассчитывал, что так же будет и дальше. Однако осталось неизвестным, когда именно было опущено это письмо. Затем после нескольких месяцев молчания офицер, служивший в одной с ним части, написал, что Экберт был убит в марте. Бертольд поехал в Италию и нашел его могилу в Сан-Марино.

Приближение конца войны, казалось бы, должно было дать рабам Альфрида передышку. Их привезли в Эссен работать. Теперь, когда поражение Германии было уже только вопросом времени, их работа утратила всякий смысл, и их следовало бы оставить в покое до прихода их освободителей. Но немецкое рабовладение не строилось на требованиях здравого смысла, и, когда наступление Рунштедта в Арденнах захлебнулось, в положении крупповских невольников произошли зловещие перемены. Охранники словно впали в безумие: понимая, что конец близок, они искали, на ком бы сорвать злобу и отчаяние; жертвой, естественно, становился истощенный «скот». К концу этой зимы, когда Германия была погребена под двумя футами снега и немцы, не носившие защитных масок, мучились от постоянных головных болей, украинок в нетопленых бараках будили в четыре часа утра (без малейшего на то основания), обливая их ледяной водой. Когда женщины вставали, надзиратели принимались хлестать их по груди резиновыми шлангами. Мужчин били в пах, и мало кто ходил без кровоподтеков — избиения теперь вошли в распорядок Дня.

Настоящие же пытки производились в подвалах Главного управления — в огромной и мрачной бетонной пещере. Там размещалось управление заводской полиции и заводской охраны, и там же на досуге охранники соорудили хитроумную конструкцию, чтобы «ставить на место дерзких рабов». По виду она напоминала металлический шкаф, но Фриц Фелл, ночной диспетчер, работавший в том же помещении и видевший, как она используется, дал ей название, которое и получило широкую и зловещую известность, — «кефиг» (клетка).

Американским офицерам «кефиг» показалась таким необычным сооружением, что они сфотографировали ее, и три из этих фотографий фигурировали в Нюрнберге в качестве вещественных доказательств. На фотографиях мы видим тяжелый стальной шкаф без отверстий в пять футов высотой — то есть слишком низкий для того, чтобы человек среднего роста мог стоять в нем выпрямившись. Внутри вертикальная перегородка разделяла его на две камеры, каждая глубиной и шириной двадцать два дюйма. Два узких просверленных в крышке отверстия составляли единственную вентиляцию, а два тяжелых наружных засова надежно запирали заключенных внутри. Как заявил трибуналу генерал Тэйлор, «рабочих-рабов запирали там в полусогнутом положении на несколько часов, а иногда и на несколько дней. Для усиления мучений жертвы на нее через вентиляционные отверстия в зимних условиях лили воду».

Эти пытки и избиения производились не на глухих окраинах Эссена, а в здании Главного управления. Ильза Вагнер, одна из секретарш хозяина фирмы, показала, что, сидя за своим столом, она слышала крики жертв. Оценивая виновность Альфрида и его совета, Нюрнбергский трибунал счел подобные свидетельства достаточно вескими доказательствами. «Избиения... были известны членам заводской полиции, — указывали судьи в своем заключении. — Они были известны секретарям, которые работали в этом здании, Могли ли они остаться неизвестными обвиняемым, чьи кабинеты помещались в том же здании?»