Оружие Круппа. История династии пушечных королей

Барбара и Тило были удивлены не меньше своего племянника. Их арест (гестапо прихватило и барона) был прямым следствием неудавшегося покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Ни Барбара, ни Тило ничего не знали о готовящемся покушении, но это никого не интересовало. После того как взорвавшаяся бомба графа Клауса фон Штауффенберга не уничтожила зверя в его логове, началось повальное истребление офицеров высших рангов, аристократов и других обломков старого режима — короче говоря, всех, кто после прихода к власти «этого австрийского ефрейтора» продолжал считать его безродным выскочкой, а теперь, когда дела пошли плохо, предпочли бы увидеть его мертвым. Гиммлеру было достаточно того, что Карл Герделер, Иоганн Попитц и Ульрих фон Хассель, три главных заговорщика, часто гостили у четы Вильмовски в Мариентале. Следовательно, их хлебосольные хозяева не могли не быть виновными. И они были арестованы, как и еще семь тысяч немцев, чья виновность, согласно официальному утверждению, «опиралась на фамилии и адреса», то есть на самые косвенные улики. Из этих семи тысяч 4980 человек были расстреляны, повешены или замучены до смерти.

Агенты гестапо были убеждены, что Мариенталь был гнездом заговорщиков. Когда Барбара предстала перед нацистским «народным судом», ее сначала спросили, почему она отказалась вступить в национал-социалистскую благотворительную организацию. Она ответила, что предпочитает заниматься благотворительностью через соответствующую церковную организацию. Затем вызвали свидетельницу — одну из сорока горничных замка. Она показала под присягой, что 17 июля ее хозяйка сказала: «Если бы Гитлер завтра умер, вся Германия была бы счастлива». В конце лета 1944 года такой фразы было достаточно, чтобы повесить кого угодно, а обвинение представило еще двух свидетелей. Казалось, что внучке «великого Круппа» не избежать казни за государственную измену.

Затем судья внезапно вновь вызвал главную обвинительницу Барбары и спросил, почему она немедленно не донесла властям о столь крамольных словах, если услышала их за три дня до того, как была подброшена бомба. Ведь Штауффенберга могли бы арестовать прежде, чем он успел бы пронести свой портфель в «волчье логово». Следовательно, горничная навлекает на себя самые черные подозрения. Перепуганная девушка немедленно взяла назад свое обвинение. Вернувшись в камеру, Барбара, пока ее не освободили, читала Библию окружавшим ее запачканным голубицам. Крупп объяснил ее освобождение следующим образом: «В конце концов умный прокурор и разумный суд вернули ей свободу». Весьма вероятно, что Альфрид помог тетке значительно больше. Нацистские суды заведомо отличались неразумием, а прокуроры в них внимали голосу рассудка только в том случае, если вмешивались какие-то могущественные силы. Оправдание Барбары было слишком уж правосудным, чтобы дело могло обстоять так просто. И понять его можно, только предположив, что поперек пути нацистского правосудия легла длинная тень владельца виллы Хюгель.

Тило фон Вильмовски не был настоящим Круппом, компрометирующий материал против него был более серьезным, и его суд вел себя по-другому. Да, конечно, никто не мог доказать, что он принимал участие в покушении на фюрера. Его отвращение к насилию было широко известно, и он оставался лояльным членом нацистской партии. Тем не менее его корни слишком глубоко уходили в кайзеровскую Германию, чтобы нацисты могли считать его своим. Он писал письма, критикуя СС, он пытался помочь одному еврею. После длительных допросов ему вменили в вину знакомство с заговорщиками, участие в протестантском богослужении и требование лучшего обхождения с иностранными рабочими. Он «подтвердил» все три обвинения. За его преступления суд официально исключил его из рядов нацистской партии и отправил в концлагерь.