Читаем Оружие Круппа. История династии пушечных королей полностью

Вирц видел, что лагерные младенцы лежали «на своего рода тюремных нарах, на соломенных тюфячках с резиновой подстилкой. Дети были совсем голые». Их кормили слизистой кашицей из бутылочек; у многих были «вздутые головы», и там «не нашлось бы ни единого ребенка, у которого ручки были бы толще моего большого пальца». Вирц спросил, как поступают с роженицами, и узнал, что «после родов восточная работница через шесть недель возвращается на завод, а ребенок остается в лагере, чтобы не мешать матери работать». Бывший охранник спросил с недоумением, чем все это может кончиться. А это все время кончается, ответили ему. Как он показал три года спустя, ему объяснили, что «каждый день умирает пятьдесят — шестьдесят детей».

Число камней с номерами на обоих кладбищах за Гинденбургштрассе далеко не соответствует цифрам смертности среди беспомощных младенцев Бушмансгофа, которые, как установил генерал Телфорд Тэйлор, «десятками погибали от болезней и отсутствия ухода». Хотя данные, разумеется, далеко не полны, но, во всяком случае, 74 процента детей в лагере умерло, 90 процентов из них — за последние семь месяцев его существования.

Однако умерли они не все, и это обстоятельство, когда танки союзников начали стремительно приближаться к Руру, привело к поистине чудовищному завершению истории Бушмансгофа. Тот, кто был в этом повинен, совершил чрезвычайно серьезное военное преступление. К сожалению, американской контрразведке не удалось установить, кто это был.

Заморенные младенцы, как и искалеченные молодые женщины, были потенциальным источником серьезных неприятностей, и следовательно, от них нужно было избавиться — и от них избавились, хотя мы никогда уже не узнаем, как именно и когда. Анна Деринг могла только сообщить суду, что эвакуация лагеря была произведена «в конце февраля».

Эвакуация Бушмансгофа затмевает все, что было совершено эссенской династией за четыре века, так как мировая история не знает ничего подобного этому лагерю. Родственникам других крупповских рабов было не известно, где они находятся, но оставшиеся в живых рабы операции «Ночь и туман» все же добирались домой после окончания войны. У каждого голенького младенца, который дрожал от холода на соломенном тюфячке за березовой рощей в Ферде-бей-Динслакен, была мать, которая знала, что ее ребенок находится там. Но, бросившись туда, едва Германия капитулировала, эти матери нашли бараки пустыми. Даже если бы матери отыскали грузовик с младенцами, невозможно представить себе, что из этого вышло бы. Ведь в подавляющем большинстве эти матери видели своих детей всего несколько минут после родов, и у несчастных женщин не было практически никакой возможности опознать своих малышей. Их ждали бы только муки обманутой материнской надежды.

Жертвам Бушмансгофа не воздвигли памятника — его нет даже среди безымянных кладбищенских камней. А на этом памятнике были бы очень уместны предсмертные слова Гете: «Света! Больше света!» — ибо в глухие уголки с детскими могилами на двух кладбищах свет почти не проникает. Да и камни, по-видимому, простоят недолго.

Глава XXI. СУМЕРКИ БОГОВ

Если рабы Круппа были оторваны от родного дома, то и его близкие тоже были разбросаны по пяти странам. В Эссене остался один Альфрид. Бертольд, штабной офицер, находился на Восточном фронте, Гаральд был адъютантом немецкого полковника артиллерии в Бухаресте, а Экберт на севере Италии прятался в блиндаже немецкой «линии Густава». Сам же Густав и Берта жили затворниками в замке Блюнбах среди австрийских Альп.

Даже тех близких Альфрида, кто оставался в пределах довоенной Германии, война разлучила с ним и с остальными членами когда-то столь тесно связанной семьи. Валъдтраут с мужем жила в Бремене, Ирмгард оплакивала ефрейтора фон Френца. Бывшая жена Альфрида Аннелизе растила шестилетнего Арндта у тихих вод Тегернзее под Мюнхеном; Барбара Крупп фон Вильмовски жила в уединенном замке Мариенталь в двухстах с лишним милях от виллы Хюгель и почти в трехстах милях от своей сестры. Ее родственники пребывали в уверенности, что она и барон выращивают с помощью восточных рабочих сотни тонн пшеницы. И уж конечно, никто за нее не тревожился. В течение полувека Барбара была наиболее кроткой, тихой и бесцветной из всех Круппов. И Альфрид не сразу поверил, что его пожилая тетушка арестована гестапо за государственную измену, посажена в маленькую камеру уголовной тюрьмы в Галле-на-Заале вместе с десятком несовершеннолетних проституток и в ожидании суда нарезает оболочки для колбас.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное