По дороге в тюрьму ни она, ни Кен не произнесли ни слова. Вероятно, он был зол на нее, или разочарован, или просто устал. Ей было все равно. Все ее мысли были заняты предстоящим визитом. Прошел месяц с тех пор, как она не видела мать. Кори без конца вспоминалась картина, как та, прихрамывая, идет от полицейской машины к зданию тюрьмы и морщится от боли, когда полицейский хватает ее за руку. Она готова была расплакаться, но решила этого не делать. Ей не хотелось, чтобы мать обрадовалась тому, что она так переживает за нее. Кори потратила несколько лет на то, чтобы ее чувства по отношению к Эве Эллиотт очерствели. Сегодня она должна показать ей свою твердость. Все, что ей было нужно, – это информация, которая помогла бы ей понять, почему все случилось именно так, а не иначе.
Охранник в тюрьме не позволил бы ей взять с собой сумочку в зал для посетителей, поэтому она оставила ее с Кеном в машине. Он не предложил ей пойти вместе, и это ее устраивало. Кори не желала видеть его там, несмотря на то что у нее часто забилось сердце, когда она, ожидая прихода матери, сидела за плексигласовой перегородкой, крепко сцепив руки на коленях.
Потом она увидела ее. Эва была в кресле-каталке, которую толкал охранник. За последний месяц она постарела. Ей было всего сорок три года, но выглядела она на десять лет старше. Заметив Коринн, она, отклонив голову назад, что-то сказала охраннику, который перестал толкать коляску. Потом она встала и, хромая, подошла к кабине.
– Я так счастлива, что вижу тебя, Кори, – сказала она.
– Судя по твоему виду, ты очень больна, – сказала Коринн.
Мать пожала плечами.
– Все не так плохо. Скоро мне передадут лекарства.
– Я не понимаю, почему тебе не позволяют лечиться, – сказала Коринн. – Разве это не жестокое и не странное наказание?
– Это все из-за бумажной волокиты. – Мать заложила за ухо прядь своих темных волос. – Я уверена, что мне полегчает, когда я получу лекарства. Сейчас в моей жизни слишком много стресса. И я знаю, что в твоей тоже, – добавила она. – Дрю сказала мне, что ты встречалась с Ирвингом Расселлом и его дочерью.
– Мне нужно понять, почему ты это сделала. – Коринн не желала попусту тратить время на разговор о семействе Расселл.
Мать выглядела смущенной.
– Ты имеешь в виду, почему я сама сдалась полиции?
– Нет. Я имею в виду, почему ты похитила женщину и украла ее ребенка. Украла меня.
Согнув свободную руку, Эва то сжимала, то снова разжимала ладонь.
– Мне даже сложно это понять с точки зрения взрослого человека, – сказала она. – И вряд ли я смогу тебе объяснить. Все, что я могу, – это просто рассказать тебе.
– Тогда расскажи мне.
Мать облизнула пересохшие и потрескавшиеся губы.
– Я думала об этом долгие годы, – сказала она. – О том, почему я дала вовлечь себя в этот кошмар. – Она пристально рассматривала костяшки своих пальцев. – Я думаю, что суть дела в том, что я хотела быть любимой. – Она посмотрела через стекло на Коринн. – Ты знаешь, что я осталась без матери, когда мне было двенадцать лет, и потом жила в приемных семьях, верно?
Коринн кивнула. Она когда-то знала об этом, но забыла.
– Моя родная мать была очень любящей и… просто удивительной мамой, – сказала Эва. – Когда она умерла, я тосковала по кому-нибудь, кто полюбил бы меня так же, как она. Единственный человек, который дорожил мною, покинул меня. – Она посмотрела вдаль, мимо Коринн, словно думала, что может увидеть прошлое. – Когда в шестнадцать лет я окончила среднюю школу, пошла работать официанткой в маленькое кафе в Чапел-Хилле.
– В Чапел-Хилле? – спросила Коринн. – Когда ты отвозила меня в Каролину, ты сказала, что раньше никогда там не бывала.
– Это одна из длинной череды лжи, с помощью которой я путала свои следы, – сказала мать. – Итак, я работала официанткой. У меня никогда не было парня, и мне очень… хотелось иметь его. Не думаю, что тогда я могла это ясно сформулировать, но мне отчаянно хотелось, чтобы кто-то полюбил меня. Оценил меня.
Коринн попыталась представить, что значит в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет жить, не ощущая ничьей любви. Любовь была тем, в чем она всегда была уверена. До такой степени уверена, что порой могла злоупотреблять ею, зная, что она никуда не денется.
– Однажды в кафе пришел Тимоти Глисон, – продолжала мать. – Ему было двадцать два года, а мне всего шестнадцать. Он был внимателен ко мне. Выводил меня в общество и покупал мне вещи, и мне было весело с ним. Он сказал, что любит меня. – Эва нахмурилась. – Я не пытаюсь найти оправдание тому, что я сделала, Кори. Я просто пытаюсь объяснить, почему я это сделала.
Коринн кивнула.
– Продолжай, – сказала она.
– Он заставил меня поверить, что я красивая, и умная, и… счастливая. Я была так счастлива. Вскоре после того, как мы познакомились, я получила посылку, в которой было пять тысяч долларов наличными.