Правда и тут его выручали деньги. А так, во многих вопросах он оказывался совершенно беспомощным и непрактичным человеком: вместо того, чтобы нанять специальную машину, перевозящую подобные грузы, он нанял каких-то сомнительных ребят, владельцев грузовика — драндулета за триста долларов, которые выжимали в дороге не более сорока километров в час. А его «Мерседес», на котором приехала Марунька, на такой скорости мог двигаться только на первой передаче.
Не закупил он и венки для похорон, не заказал надгробной плиты для сына. В дороге он злился не только на водителей драндулета, что телепался на черепашьей скорости сзади, но и на администрацию морга, а также других служб, проявивших к нему непростительное равнодушие. А этот зам прокурора Роман Пинхасович? Он же ничего конкретного не сообщил: кто убил, зачем надо было убивать такого хорошего мальчика. Ему еще и двадцати двух нет. Как это так? «Расследование продолжается, сейчас сообщить конкретно ничего не можем. Подождите с полгодика» — сказал зам прокурора. Каналья. Если бы у меня был такой работник, я бы его немедленно отправил в отставку. Грибы собирать. Львов — город преступников и бюрократов и, конечно же, взяточников. Вот если бы это случилось в Рахове, — вся милиция стояла бы навытяжку, а прокурор рвал бы на себе волосы.
73
Драндулет еле телепался сзади, а потом и вовсе остановился: колесо спустило, резина вся износилась. Водитель с напарником не знали, что делать: запасного колеса нет, инструмента нет, да и работы по замене никто из них ни разу в жизни не производил. Станция техобслуживания далеко, а до железнодорожного вокзала сто пятьдесят километров.
— Какая разница, где хоронить? — высказался напарник водителя. — Может тут и похороним, наверняка поблизости есть кладбище. При каждом селе кладбище, церковь и батюшка, мы пойдем поищем, он молебен отслужит, яму ребята быстро выроют, закопаем, помянем и по домам. Вы — на своем «Мерсе», а нас кто-нибудь возьмет на прицеп.
— Митрику, почто они издеваются над нами в такой час? — сквозь слезы спросила Марунька. — Да рази они не знают, какой ты великий человек, глава восьмидесяти тысяч человек? Поиграй пиштолетом у них перед глазами — увидишь как изменится у них выражение лица.
Рая молчала, периодически вытирала мокрые глаза и курила сигарету за сигаретой. Она, подобно матери, с презрением смотрела на халтурщиков, потом толкнула коленкой переднюю дверь «Мерседеса», выскочила из машины и лениво, вразвалку подошла к дельцам:
— Ну что, хряки недоношенные, испортили дело, за которые взялись? А теперь дуйте в город Яремче пешком, найдите другую грузовую машину и возвращайтесь сюда, иначе вам плохо будет. Вы, я вижу, не знаете, с кем имеете дело, оттого и ведете себя, как свиньи. Ну, давайте: одна нога здесь, а другая — там! Тогда получите обещанную сумму, а иначе — во! — Она скрутила дулю и сунула водителю между глаз.
— Д — дочка, пп — по спокойнее, пожалуйста, — испугался водитель и от этого стал заикаться. — Это н — не я, эт-то он предложил здесь захоронение вашего братца. Мы чичас, мы того. Жора, направим свои стопы у это Яремче, у мене там кореш есть, он подсобит, вероятно.
Водитель с напарником исчезли, но Дискалюк не верил им больше и решил действовать самостоятельно. Дело в том, что территория Яремче простирается до Яблоницкого перевала, а дальше — Раховский район. Дискалюк знал своего соседа Бойчука не только по бумагам, но и в лицо.
— Вы обе останетесь здесь, — приказал он жене и дочери. — Я скоро вернусь.
Действительно не прошло и полчаса, как он вернулся, а следом за ним подошла грузовая машина с водителем и двумя милиционерами на борту. Они живо перенесли цинковый гроб с одной машины на другую, а старший из них, приложив руку к головному убору, доложил, что все готово.
— Я поеду гораздо быстрее вас. Как только прибудете в Рахов — спрашивайте главу администрации Дискалюка, вам любой, даже маленький ребенок скажет, где я живу.
— Я не согласна! — решительно заявила Марунька. — Как я могу бросить его одного.
— Кого? — спросил муж.
— Сына, кого же еще?
— Тогда полезай в кузов грузовой машины, а мы с Ревволой поедем на «Мерседесе».
— Я уже не Реввола, папа. Наплевать мне на эту революционную волну. Я теперь просто Рая. Рая, ты понял меня? я тоже остаюсь. Я с мамой. Ты поезжай один.
Дискалюк нахмурился, как если бы его лишили должности, помолчал некоторое время, а потом сказал водителю: поехали.