Османец

Бомбарду заряжали целых два часа. В ожидании Мехмед нетерпеливо сновал на коне. Он отдал приказ, чтобы меньшие пушки продвинулись вперёд и начали обстрел стен. Византийцы отвечали ружейными выстрелами, и вскоре поединок пушек и ружей вёлся на протяжении всей стены.

Зрелище было впечатляющим. Поскольку малые пушки не могли заряжаться одновременно, они редко бывали готовы стрелять все разом. Минуты тишины сменялись грохотом взрывов и облаками дыма. Когда каменные ядра ударялись о стену или о землю, они разлетались на множество частей. Осколки были очень опасны для тех, кто стоял рядом. Энтони видел нескольких раненых ими турок.

Огромная пушка стреляла раз в час. Её можно было отличить по более гулкому звуку, чем у других, и по гораздо более разрушительному эффекту.

К вечеру, когда огромная пушка выстрелила всего семь раз, трещины в стене расширились, а в некоторых местах стена разрушилась.

Мехмед пребывал в прекрасном настроении. В компании обоих Хоквудов он обедал в своём шатре.

— Мне нужна неделя, — возбуждённо говорил он. — Через неделю город будет наш. — Эмир обернулся к Джону. — С этого момента ты — Хоук-паша, генерал артиллерии.

Джон благодарно поклонился и принял церемониальный жезл, украшенный конским хвостом с двумя узлами.

На следующее утро в стене не было ни одной трещины. Византийцы за ночь заделали все пробоины.

— Именем Аллаха! — закричал Мехмед. — Разве это возможно?

— Нам потребуется больше времени, чем неделя, — предположил Джон.

— Позволю себе сделать одно замечание, о падишах, — рискнул вступить Энтони. — Наши пушки стреляют в разные части стены и частично повреждают её, но, как оказалось, такие пробоины можно отремонтировать за ночь. Если мы направим всю мощь артиллерии в одну точку, то сможем пробить такую брешь, что её невозможно будет залатать.

— Ты прав, юный Хоук. Мне следовало подумать об этом.

Приказания были отданы, и все пушки были стянуты в долину реки Люции и расположены перед воротами Святого Романа. Теперь необходимо было защитить артиллеристов силами янычар для отражения возможной атаки византийцев.

План сработал. Повреждения, нанесённые воротам, стали значительными.

— Ещё день, и мы пробьём брешь, — объявил Мехмед.

На следующее утро большинство пробоин снова было заделано.

— Это работа Джустиниани, — ворчал Джон. — Он знает хитрости осады.

— Что нам делать? — озабоченно спросил Мехмед.

— Стрелять, — сказал Джон. — Мы выбьем их.

— Почему ты не используешь чугунный снаряд? — хотел знать эмир. — Он значительно быстрее пробьёт стену.

— У меня их только шесть, о падишах. Лучше оставить их напоследок, когда стены и так уже будут разрушены.

— И когда это произойдёт? На будущий год?

Настроение эмира резко испортилось, особенно с тех пор, когда к защитникам города вернулась уверенность в своих силах.

— У меня нет опыта в приёмах ведения войны, — поделился Джон с Энтони. — Эмир предполагает, что судьба подобной осады решается несколькими ударами, как будто это поединок двух рыцарей.

— Он научится терпению, отец, — пообещал Энтони.

Но гнев Мехмеда рос, и через шесть дней после того, как ударили пушки, он приказал начать общее наступление.

— Наступать на неразбитые стены, о падишах? — спросил Джон. — Это не получится.

— Это получится уже потому, что я желаю этого, — отрубил эмир.

Армия была приведена в боевую готовность; флоту был отдан приказ атаковать преграду, закрывающую вход в Золотой Рог.

На рассвете 18 апреля, после того как каждый преклонил колени по направлению к Мекке, был дан сигнал. Пушки молчали; башибузуки бросились в атаку, размахивая кривыми саблями, с криками: «Грабь город!» Они ринулись через когда-то возделанное поле, а теперь просто по грязи и достигли рва и внешней стены. Огромная ревущая многокрасочная волна штурмовала ворота Святого Романа.

За ними упорядоченным строем двигались анатолийцы. Дисциплину в их рядах поддерживали сержанты. Знамёна анатолийцев развевались на ветру, их копья сверкали на солнце.

Следом за анатолийцами стройными красно-голубыми рядами двигались янычары. Белые журавлиные перья их султанов колыхались при порывах ветерка. В первый раз они взяли ружья, и потому были крайне возбуждены. Но их время ещё не настало.