Основания девятнадцатого столетия

Это замечание я предпосылаю с тем, чтобы стало понятно, в каком смысле год 1–й выбран в качестве исходного пункта на­шего времени. Это не случайно, из удобства, и не из–за какого–то особого политического события в том году, но простей­шая логика вынуждает нас проследить истоки новой силы. Как быстро или насколько медленно она вырастает в действующую силу, это уже достояние истории. Живым источником каждого последующего воздействия есть и остается фактическая жизнь героя.

Рождество Иисуса Христа является важнейшей датой всей истории человечества.¹¹

Ни одна битва, ни одно правление, ни один феномен природы, ни одно открытие не могут сравниться по значению с короткой земной жизнью этого галилеянина.

Почти двухтысячелетняя история доказывает это, а мы все еще едва переступили порог христианства. Есть глубокое внут­реннее обоснование считать этот год первым и от него отсчи­тывать наше время. В определенном смысле можно сказать, что собственно «история» начинается от Рождества Христова. Народы, которые сегодня еще не принадлежат к христианству: китайцы, индийцы, турки и т. д. — не имеют еще настоящей истории, а знают, с одной стороны, только летопись династий, резни и тому подобного. А с другой стороны — тихая, почти животная преданность и счастливая жизнь многочисленных миллионов, которые без следа ушли в глубину веков. Не имеет значения, было ли основано царство фараонов в 3285 году до Рождества Христова или в 32850. Знание Египта при Рамзесе XV — это то же самое, что знание обо всех пятнадцати Рамзесах. То же самое можно сказать и о других дохристианских народах (за исключением трех, органически связанных с на­шей христианской эпохой, о которых я скажу ниже): их культу­ра, их искусство, их религия, короче говоря, их состояние могут нас заинтересовать, достижения их духовной жизни или их промышленности могут стать составной частью нашей соб­ственной жизни, как, например, мышление Индии, наука Вави­лона, методы Китая. Но их истории как таковой не хватает момента морального величия, когда отдельная личность осо­знает свою индивидуальность в противоположность к окру­жающему миру и затем — как прилив и отлив — использует мир, который он открыл в своей груди, для преобразования внешнего мира. Арийский индиец, например, в метафизиче­ском отношении — одареннейший человек, который когда–ли­бо существовал, и далеко превосходит в этом отношении современные народы, но он останавливается при внутреннем просветлении: он не творит, он не художник, он не реформа­тор, ему достаточно спокойно жить и с облегчением умереть.

У него нет истории. Так же мало истории у его антипода, Китая, этого непревзойденного образца позитивистов и кол­лективистов. Что приводится в наших произведениях истории под этим названием, это не что иное, как перечисление различ­ных разбойничьих банд, которым народ терпеливый, умный и без души, ни на йоту не поступаясь своим своеобразием, поз­воляет править собой: все это криминальная статистика, не история. По крайней мере для нас — не история: мы не мо­жем судить о действиях, которые не находят отклика в нашем сердце.