Само слово «антисемитизм» и относящееся к нему понятие также вошли в обиход примерно в это же время. Традиция приписала его изобретение некоему пронырливому публицисту Вильгельму Марру. В 1869 г. из–под его пера на свет божий вышла книга под тревожно–угрожающим названием «Победа евреев над германизмом». Вскоре он же учредил «Лигу антисемитов», очевидно призванную противостоять надвигающейся опасности. Словесное изобретение Марра, хотя и получило распространение, но содержало в себе явную и опасную бессмыслицу. К семитской группе, как известно, принадлежат многочисленные народы, заселяющие огромные пространства Аравийского полуострова, Передней Азии, Северной Африки, в частности арабы, уж никак не родственные евреям. Но антисемитизм направлен острием именно против последних, хотя мог бы быть истолкован и в широком смысле. Тем не менее это слово, потеснив традиционное немецкое «Judenhaß» («юдоненависть»), прочно утвердилось во всеобщем обиходе.[151]
Антисемитизм был только частью националистического поветрия, поднявшегося над Европой, но такой частью, которая по остроте и жесткости своего проявления затмила все иные аспекты национальной проблемы.
Приведенные примеры недостаточны для иллюстрации всех изобретений юдофобства. Если для широкого распространения годились весьма примитивные публицистические поделки, то утонченность форм и изощренность аргументации совершенствовались по мере того, как за дело принимались интеллектуалы высокой академической выучки. Ранее мы называли некоторые имена. Здесь еще раз отошлем читателя к личности и мыслям крупного немецкого историка Генриха Трейчке. Его юдофобские воззрения были повсеместно известны. Объясняя те финансовые проблемы, с которыми имела дело Германия после франко–прусской войны, он указал на еврейство как их причину. Не участвуя в новом государственном строительстве, они задернули на шее Германии удушающую петлю. В среде немецких историков вообще довольно прочно угнездился национализм, принимая разные выражения. У Трейчке — наиболее одиозные, несколько мягче — у Моммзена, например. Для нас приведенные примеры значимы тем, что были известны Чемберлену, который был хорошо осведомлен о том, что происходило в кругах антисемитизма. Книги, подобные трактату Гобино, входили в круг его чтения и размышлений. Но и в ближайшем окружении нового адепта вагнерианства антисемитизм культивировался откровенно и систематически. Мы уже говорили о Вольцогене, превратившем руководимые им «Байройтские листки» по сути в орган борьбы с еврейством в немецкой культуре. Один из их авторов, Бернхард Фёрстер, в свое время сочинивший петицию с требованием ограничить влияние евреев в Германии и поставить под контроль их приток в страну, опубликовал только в 1889 г. не менее дюжины статей соответствующей направленности.[152]
Среди авторов мы встретим имя Карла Грунски, теоретика музыки, но одновременно и яростного борца с «еврейским засильем» в ней. Он один из первых спустя годы солидаризировался с нацизмом. Учредитель «Общества Гобино» Людвиг Шеманн также был желанным автором журнала. Присутствие статей этих своеобразных публицистов вредило репутации издания, но Вольцоген упорно держался принятого направления, веруя, что следует духу Вагнера.Байройтская среда представляла антисемитизм в его потугах быть интеллектуальным и даже эстетически мотивированным воззрением.
Но в Вене он заявлял о себе в простой безыскусной форме. Здесь первенство было за знаменитым обер–бургомистром столицы Карлом Люгером. Ему принадлежит известное заявление: «Кто еврей, определяю я».[153]
Личность бургомистра была хорошо известна Чемберлену и отнюдь не была ему антипатична. Во всяком случае он решительно отказался принять участие в акциях протеста против антисемитской политики бургомистра, невзирая на то что к участию в них его приглашали не только студенты, но и ученые, с которыми Чемберлен считался и даже на труды которых опирался в своих сочинениях. Таким был Леопольд Шредер (1851–1920), известный индолог, имевший мужество выступить в прессе против оголтелого расизма Люгера, притом сделать это в изданиях, которые Чемберлен считал органами сионизма. «Как я, — писал он маститому ученому, недальновидно рассчитывавшему привлечь к благому делу Чемберлена, — благодаря божьему промыслу не являющийся евреем, присоединюсь к тому, чтобы поддерживать интересы еврейства?»[154]