Нет свидетельств того, что Чемберлен прибыл в Вену уже сформировавшимся антисемитом. С евреями он нередко сталкивался и во время пребывания в пансионате, где велось обучение немецкому языку, в юные годы, некоторые из них вводили его в круг музыкальных интересов, даже объясняли особенности вагнеровской музыки. То есть антиеврейские предубеждения скорее всего не выходили за рамки обычного набора стереотипов. Во всяком случае знатоки этого вопроса не фиксируют их проявлений в довенский период. Только постепенно, с годами, они усиливаются, и не в последнюю очередь как следствие увлечения пангерманизмом и расовой теорией. Кроме того, этот род взглядов культивировался в среде байройтцев, и разделять их входило в идейный «кодекс». Поэтому углубление в мир Вагнера во всей его полноте, в сущности, предполагало и согласие с его мыслями на сей счет. Еще в бытность свою в Дрездене, когда он только начинал погружаться в мир вагнеровских идей, он сохранял определенную меру терпимости. Еврейство мыслилось им определенной помехой на пути утверждения германизма и несовместимым с духом немецкости: не подвергалось сомнению, что их питают противоположные духовные и нравственные источники, но каких–то радикальных выводов из этого понимания в те годы им не делалось. То, что прежде только раздражало чувствительность Чемберлена, в Вене предстало в особенно интенсивном виде и теперь толкало к мысли об особой опасности для новой культуры. Предубежденность каменела, обрастала ревниво–неприязненными переживаниями и постепенно преобразовывалась в ненависть. Антисемитизм стал навязчивой доминантой его миросозерцания.
На специфичность позиции Чемберлена по отношению к еврейской проблеме в свое время обратил внимание Теодор Лессинг (1872–1933). Это колоритная, весьма своеобразная фигура, выделяющаяся даже на фоне немецкой жизни периода Веймарской республики, богатой экстравагантными личностями. По происхождению — еврей из состоятельной семьи, родившийся в Ганновере, стал носить фамилию знаменитого немецкого просветителя эпохи «Бури и Натиска» Готхольда Эфраима Лессинга, которую принял на себя отец Теодора из чувства безграничного преклонения перед мыслителем. С детства отличался своенравным характером, независимостью суждений и неприятием рутинной жизни в самодовольном благополучии. Диапазон его интересов был чрезвычайно широк. Лессинг проявил себя и как поэт, и как эстетик, и как философ. В последнем качестве он стал известен как автор весьма нашумевшей книги «История как осмысление бессмысленного» (1921), где понимание истории выведено из обычных представлений как адекватного воспроизведения объективно происходившего. Не меньшую известность принесла ему и его социальная деятельность. Лессинг выступил как реформатор в области социальной педагогики, а в последнее время почитается как один из инициаторов и теоретиков современного феминизма. Действовал как бесстрашный публицист, одним из первых увидевший в таком событии, как избрание Пауля Гинденбурга президентом Веймарской республики (1925), зловещий знак «угрозы для немецкой демократии и свободы». Книга о нем вызвала ярость в консервативно–реакционной и набиравшей силу фашистской среде и стоила ему жизни. Лессинг был убит в Мариенбаде (Марианские Лазни, Чехословакия) в 1933 г. сразу же после захвата власти фашистами. Эмиграция не спасла. В самое последнее время внимание привлекли его размышления о природе антисемитизма в современной ему Германии и самосознании еврейских интеллектуалов в немецком обществе. Последнюю проблему, названную им «самоненавистью» (Selbsthass), Лессинг изложил в ряде своих очерков, вызвавших пристальный интерес в немецких культурных кругах.[148]