Она жмет спусковой крючок. От гулкого выстрела птицы взвиваются над верхушками деревьев. Маленькое рыжее тельце с глухим стуком ударяется об землю. Лес вздыхает вместе с ней, смахивая волосы ей на глаза. Маргарет приближается к скорченному трупику среди листьев. Они ржаво-коричневые, как запекшаяся кровь. Лиса лежит, свернувшись кольцом – передние ноги к задним, хвост к открытой пасти. Сходство с уроборосом поражает ее. Это наверняка какое-то послание, или предостережение, или…
Нет, хала – не что иное, как животное.
Он не следит за ней и уж тем более не пытается что-то втолковать. Просто у нее развилась паранойя из-за волнений, связанных с охотой, и собственных запутанных чувств к Уэсу.
Маргарет поднимает лису за пушистый хвост, и она повисает у нее в руке тяжело, как кошелек, полный монет. Золотистые глаза свирепы и после смерти, они горят по-прежнему. По мере того как лес забывает о выстреле, в него струйками возвращается жизнь. Каркает ворона. Шебуршит заяц в подлеске. Даже Бедокур решается сдвинуться с места. Подбегает к ней и прислоняется всем телом, чуть не сбив с ног. Когда она похлопывает его по боку, звук получается приятно гулким, как от спелой тыквы-горлянки.
– Молодец. Все у нас получается.
Осталось еще две недели, чтобы вышколить уже почти состарившихся гончую и коня и сделать их лучшими в стране. Случались вещи и похлеще.
Но от шума среди деревьев ей по-прежнему не по себе. Чем дольше она стоит здесь, тем больше крепнет ее убежденность, что ветер и впрямь говорит. Что он делится с ней некой мудростью или предостережением, которых она не в силах понять.
К тому времени, как они прибывают в Уикдон, сегодняшняя шумиха уже в самом разгаре.
Солнце рассыпает по всему морю светящиеся монетки и кутает каждое дерево в алую шаль. Деревья у самого берега за годы так исхлестал ветер, что они улеглись брюхом на землю, как подобострастные псы. Изгиб этого побережья знаком Маргарет так же хорошо, как бороздки между собственными пальцами, но, кроме береговой линии, сегодня в Уикдоне нет ничего привычного и знакомого.
Это так же удивительно, как тот раз, когда она увидела мать вышедшей из кабинета впервые после смерти Дэвида. Те же кости, та же кожа, натянутая на них, но в глазах появилось что-то новое, мрачное.
Толпы прокатываются по улицам, как вода, выплеснутая из таза. Они бурлят в переулках и образуют водовороты на булыжных мостовых, исполосованных светом факелов, горящих чуть ли не на каждом углу. Дети шмыгают под ногами, щеки у них черные от нарисованных усов, на ремешках сзади болтаются лисьи хвосты. Взрослые, подводя глаза, удлинили их, сделали раскосыми и вырядились в лисьи палантины и шубы. Над головами мигают гирлянды лампочек, трепещут на ветру полоски разноцветной ткани, привязанные к телефонным проводам. Ветер чиркает ей по горлу точно бритвой, острый, холодный и соленый.
Ей надо очутиться по другую сторону этой толпы – на выложенной камнем дорожке, ведущей к берегу, где она будет стрелять, чтобы обеспечить им место в первом отряде.
Уэс кладет ей ладонь на спину чуть ниже талии. Жест невинный, только чтобы привлечь ее внимание, но от каждого его прикосновения ее словно пронзает током. Хорошо еще, он, кажется, этого не замечает, а может, просто делает вид. Так или иначе, она благодарна за то, как он будто невзначай держится рядом, надежный и безопасный среди хаоса.
– Ты как, ничего? – спрашивает он.
– У меня все прекрасно, – она закладывает за ухо выбившуюся прядь волос. Теплый оранжевый свет костров и уличных фонарей льется ему на плечи. – Ты иди вперед один. Расслабься сегодня вечером как следует.
– Уже устала от меня, Маргарет? Без тебя я потрачу этот вечер зря – буду лишь чахнуть по тебе и по всему, чего не могу купить.
Порой он несет такую чушь.
– Четвертак дать?
Его лукавое лицо вытягивается от удивления.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. – Маргарет достает из кармана куртки кошелек и роется в нем, пока не находит монету. Потом берет Уэса за запястье, поворачивает его кисть ладонью вверх и кладет на нее четвертак. – Ни в чем себе не отказывай.
Свет почти не достигает его глаз, но Маргарет видит, что они все равно сияют в темноте. Вид у него становится задумчивым, почти грустным, потом он спохватывается и качает головой.
– Я тебе верну.
– Из каких денег?
– М-м… в самую точку. – Он ничего не
– Нет. Просто иди.
Он добродушно смеется, опускает руку и сует в карман. А она все еще помнит его прикосновение, и эти воспоминания жгут ей спину.
– Ладно, ладно. Ты уверена, что от меня тебе никакой пользы? Могу остаться – хотя бы для того, чтобы расталкивать вокруг тебя толпу.
– Уверена, – свою роль он уже отыграл. Сегодня ее очередь переживать, и Маргарет знает, что она способна победить.
– Когда начало? Хочу увидеть, как ты стреляешь.