Особо дикая магия

– В половине седьмого. Но не знаю, будет ли там на что смотреть. Система турнирная, на выбывание. Каждый тур заканчивается за считаные секунды.

– Конечно, на такое стоит посмотреть, – возражает он. – Ты же обещала мне демонстрацию. И потом, как еще я узнаю, что жестоко ошибся, доверив свою судьбу тебе?

Не удержавшись, она чувствует, как улыбка поднимает уголки губ.

– Постараюсь не опозорить тебя.

– Только попробуй, – от очередной его усмешки, одной из редких искренних, у нее теплеет на душе. – Ну, удачи. Потом разыщу тебя.

Едва он ускользает в людском потоке, ей становится более одиноко, чем в лесу, хоть она и окружена со всех сторон людьми и сотнями громких разговоров. Маргарет собирается с духом и плечом пробивает себе дорогу.

Пахнет древесным дымом и солью, рот наполняется слюной от запахов свежевыпеченного хлеба и жареного мяса. Вдоль улиц выстроились прилавки, с которых продают широкополые шляпы, отделанные затейливыми фетровыми цветами, гетры и кожаные сапоги для верховой езды, а также всевозможный товар для алхимиков. Пузатые сияющие алембики ручной работы закручены затейливо, как раковины улиток, стекло имеет всевозможные оттенки камушков на морском берегу. На площади выставочные собаки и их хэндлеры красуются перед строгими судьями.

Кое-кто провожает ее мрачным взглядом. Собственное имя сопровождает ее на каждом шагу – произнесенное приглушенно, с шипением, словно шорох ветра во ржи. В груди у нее щемит от страха. Всю жизнь она старалась сделаться маленькой и незаметной, чтобы выжить. А сегодня она окажется в самом центре внимания, и это пострашнее любого демиурга.

Когда булыжная мостовая заканчивается возле высокого каменистого берега над океаном, Маргарет наконец вздыхает свободнее. Соскользнув так грациозно, как удается, по вымощенному камнями откосу, она бредет по желтеющей прибрежной траве, пока не достигает берега. Сегодня море неспокойное, волны пенятся, облако мелких брызг над ними такое густое, что за серебряной завесой едва видна луна. Костры, разожженные через каждые несколько шагов, рассыпают по песку оранжевые отблески. На фоне самого большого из них видны силуэты ее соперников, ежащихся от осенней прохлады. А высоко над ними, на краю скал, начинают собираться зрители, постепенно перетекая вниз, на берег.

Приближаясь к остальным стрелкам, Маргарет постепенно начинает различать их лица при свете костра. И почти никого не узнает. Многие гораздо старше ее, разодеты в роскошные охотничьи куртки оттенков драгоценных камней, ружья у них отделаны золотом. Можно лишь представить, как выглядят их гончие. Гладкие и мощные, как пули.

Дрожь беспокойства проходит по ее телу. Она чувствует на себе чей-то пристальный взгляд.

Обернувшись в сторону бухты, она встречается в темноте со взглядом Джейме. К его безразличию и неприязни она давно привыкла, но не готова к неприкрытой ненависти в его глазах. От страха ее сердце уходит в пятки.

Придав лицу некое подобие невозмутимости, Джейме отделяется от остальных и вразвалку направляется к ней. Мэттис, как подобострастный пес, следует за ним в нескольких шагах.

Чутье советует ей ускользнуть, спрятаться. Но гнев, который она обычно скрывает, бурлит в ней, слишком жаркий и неукротимый. Может, подействовало время, проведенное рядом с Уэсом, или просто с нее хватит, но попытки избегать встреч никогда не достигали результата – от этого Джейме не стал меньше презирать ее. А вообще он ее ненавидит. Всегда ненавидел и никогда не перестанет.

Если уж сегодня ее увидят все, она будет ослепительна.

Оба останавливаются перед ней, Маргарет произносит:

– Джейме.

– Мэгги, – изо рта Джейме несет виски и жевательным табаком. – А где твои шавки?

Она не отвечает.

Они с Мэттисом гогочут, словно своим молчанием она доставила им удовольствие.

– Знаешь, я тут услышал кое-что любопытное про Уинтерса. Оказывается, у себя в городе он вроде как прославился. Тебе известно, что он облажался везде, куда его только брали в ученики?

– Не знала, что ты из тех, кто слушает досужие сплетни.

– Это не сплетни, – резко перебивает Мэттис. – Это правда.

Джейме обжигает его взглядом, будто он прервал нечто важное. Мэттис послушно умолкает. Качая головой, Джейме продолжает:

– Вот и мне показалось странным, как можно быть настолько неудачливым. А потом я добрался до сути. Он же банвитянин.

– А что в этом такого? – Ее голос звучит тише и не так уверенно, как ей хотелось бы. Откуда он все это знает?

– Да то, что он сумист! Они же, по сути дела, животные. Неужели тебе не страшно оставаться в доме вместе с ним совсем одной?

Маргарет чего только не наслушалась о сумистах. Что они поклоняются идолам. Что вырезают нерожденных детей катаристов из чрева матери и пожирают сырыми. Что явились сюда, дабы основать столицу новой империи сумистов на берегах Нового Альбиона и присягнуть на верность иностранному государству Умбрия, где на своем священном престоле восседает папа. Но в семье Уинтерса она видела лишь доброту.

– Нет, – отвечает она, – не страшно.