Острова, затерянные во льдах

Стояли еще сильные морозы, когда вслед за полярными совами появились на острове и обитатели птичьих базаров— белогрудые, в черных фраках кайры, очень похожие на пингвинов. До той поры, как кайрам надо будет откладывать яйца, было еще страшно далеко, целых два месяца, вблизи же острова еще не появилось ни одной полыньи, ни одной трещины, и видеть птиц на скалах острова казалось удивительным. Что было делать им в этакую пору здесь? Но птицы присаживались высоко на скалах, прохаживались вдоль заснеженных карнизов и довольно произносили: «Аррр…», будто выражая удовлетворение тем, что остров цел, что карнизы в порядке и за место для будущего жилья можно не беспокоиться. Вначале их было мало, и кайры нередко куда-то улетали, но с каждым днем их у острова собиралось все больше и больше.

Известно, что первыми прилетают на птичьи базары пожилые, не раз выводившие потомство пары. Несколько позже появляются менее умудренные опытом птицы. И когда наконец хлынет основной поток, тем, что собираются выводить птенцов впервые. уже ничего не остается, как расширять базар, осваивать необжитые карнизы, где, как оказывается потом, все лето льет вода и частенько случаются обвалы.

Впрочем, обвалы случались на острове постоянно. Вначале морозы подрывали скалы, и нередко гибли даже предусмотрительные пионеры. Летом обвалы устраивала вода, размывавшая скалы. Но птиц это мало смущало. Отвесные стометровые берега острова для них оставались по-прежнему желанным домом, и, казалось, ничто и никогда не сможет помешать им здесь жить. Кайры были хозяевами острова. Только отсутствие полыней, где можно было бы кормиться зимой, заставляло их уходить, но Арктики они не покидали, и оттого, верно, полярники не признавали их за гонцов весны, хотя на этом острове кайр можно было именовать ее гонцами.

Потом уж, спустя какое-то время после кайр, когда начинались затяжные метели, теплым ветром с юга занесло к нам общепризнанных весенних гонцов — пуночек, которых ласково называют еще полярными воробьями. Крохотный бело-черный пушистый комочек, появляющийся нередко на самых отдаленных арктических островах, на дрейфующих станциях — почти всюду, где только появляется человек, пользуется у полярников особой любовью. В первые дни пуночкам сыплют пшено, их всячески прикармливают у окон. Птицы держатся у домов всей стаей. Тут собираются пока одни самцы, и нередко можно наблюдать забавные пуночьи потасовки, которые забияки готовы устраивать по всякому поводу.

…Снег становится мягким, небо нередко закрыто серыми облаками, в безветрии сразу ощущается, как потеплело за эти несколько дней. Пуночки расселяются по всему острову. Каким-то особым чутьем находят под двухметровым слоем снега места для гнезд и начинают бои за них. «Дзы-дзы», — приседая, ворчит хозяин на незваного пришельца, еще миг — и птички схватываются в воздухе, как петухи. Бой длится мгновение, и победитель взмывает в небо. Расправив лодочкой крылья, парит и медленно опускается, издавая трели, напоминающие пение степных жаворонков. Ошалевшие от весенних запахов собаки, навострив уши и высунув язык, лихорадочно горящими глазами провожают приземление птахи и со всех ног устремляются к ней, стоит той сесть. Но птица сидит уже где-нибудь на крыше и. словно укоризненно, вращает головкой…

Почти вместе с пуночками прилетают на остров и белые куропатки. Ежедневно стайки их рано поутру появляются на южной оконечности острова, неподалеку от косы. Что заставляет их летать так далеко в море? Тянет ли их инстинкт к месту прежнего гнездовья? Либо птицы перелетают с острова Бегичева на материк и отдыхают, заметив темные скалы острова? Судить об этом я не берусь. Но с появлением куропаток на острове у меня прекращаются заботы о том, чем кормить приунывшего было Хромого — полярного совина. Хромой за один присест легко съедает половину сырой куропатки, и жизнь благодаря этому приобретает для меня довольно необычный смысл: я охочусь, выполняя на острове функции совы.