Освобожденный Иерусалим

Павлин великолепный не с такимСамодовольством хвост свой распускает.Не так прекрасна радуга, играяНа солнце переливами своими.Но затмевает все блестящий пояс,Работа рук ее: ничья другаяРука все составные части слитьВ одно произведенье не смогла бы.

25

Там нежные увертки, там отказыПризывные и сладострастный хмель,И знойная истома, и улыбки,И недомолвки, слезы счастья, вздохи;Все это на огне волшебном еюПретворено в пленительную ткань,Которая и для Амура служит

Источником лишь новых наслаждений.

26

И вот она дает Ринальду нежный…Последний поцелуй; наставший деньЕе зовет уж в замок, где предатьсяОна должна обычным чародействам.За ней любовник следовать не может:Нет доступа ему в покой заветный;Один по очарованным садамОн бродит целый день среди животных.

27

Когда же сумрак с тишиной готовыМирволить снова ласкам потаенным,Соединяет тот же их приют,Поверенный безумного блаженства.Едва из глаз Армида исчезает,

Два воина выходят из засадыИ сразу предстают перед РинальдомВ доспехах ослепительных своих.

28

Как бы сверканьем стали озаренный,Ринальд перерождается мгновенно:Былое пламя вспыхивает в нем,И рвеньем боевым он весь уж полон;Бессилья и дремоты наслажденьяСледа не остается в юном теле.Таков скакун, стяжавший в битвах славуИ на постыдный отдых обреченный.

29

Блуждает он по пастбищам, питаясьИ нежась рядом с милой кобылицей;Но, чуть трубу военную заслышит

И чуть завидит блещущую сталь,Веселым ржаньем сразу пробуждаетВ себе отвагу прежнюю: ужеНетерпеливо рвется он в равнинуИ воина-хозяина зовет.

30

Меж тем Убальд, приблизившись к Ринальду,Показывает щит ему алмазный;Герой в него глядит и видит в немПостыдно разукрашенный свой образ:И кудри в беспорядке сладострастья,Обильно умащенные, и меч,Орудие когда-то бранной славы,Теперь же лишь простое украшенье.

31

С трудом он узнает себя. Проснувшись,

Но все еще под властью сновидений,Так человек в себя прийти не может.И наконец упала пелена:Ринальд к земле в смятенье клонит взоры;Он ринулся бы в море иль в огонь,Сквозь землю провалился бы он, толькоПозор бы свой похоронить навеки.

32

И держит речь тогда к нему Убальд:«Вся Азия пылает, вся Европа;Кто ради битв, кто за Христа, но каждыйЛьет кровь свою на пажитях сирийских.Ты, сын Бертольда, ты один, скрываясьВ неведомых местах, вкушаешь негу!Рабом презренным женщины, одинСпокоен ты средь треволнений мира.

33