Освобожденный разум. Как побороть внутреннего критика и повернуться к тому, что действительно важно

Шведская команда пригласила меня помочь им определить, объясняется ли эта разница повышением психологической гибкости. Так оно и было. Кроме того, пациенты начинали по-другому говорить о своих проблемах после нескольких сеансов ACT! Мы отслеживали частоту, с которой они заявляли, что использовали навыки гибкости всякий раз, когда у них возникали мысли и эмоции в связи с шумом в ушах. Например, человек произносил: «У меня была мысль, что шум был неприятным» – вместо: «Шум был неприятным», что демонстрировало слияние, и тогда мы могли судить, что через полгода он, вероятнее всего, испытает меньше беспокойства и помех от шума в ушах.

Пока окончательно не установлено, как лечить тиннитус, но это отличное начало. Мой собственный опыт подсказывает, что иногда принятие должно иметь такую форму: «Мне все равно, и ты не можешь заставить меня. Мне больше нечему научиться у этого шума». (Примечание на будущее: «

Не стой рядом с тридцатифутовыми колонками, когда ревет панк-рок. Хорошо, принято!»)

Я думаю, что многие жизненные события (фантомные боли, перманентная недееспособность и т. д.) могут в конечном итоге быть сведены к принятию. Принять – значит получить подарок, который предлагается. Однако после тщательного изучения вопроса окончательная формула решения проблемы может быть примерно такой:

«Это слишком скучно, чтобы переживать об этом» – или созвучной названию книги Марка Мэнсона «Тонкое искусство пофигизма»: «Мне пофиг».

Неизлечимая болезнь

Существует множество доказательств того, что методы ACT помогают людям с неизлечимым диагнозом справиться со страхом и печалью перед лицом смерти. Навыки гибкости помогают им чувствовать себя менее несчастными и направлять энергию на значимую деятельность в конце жизни. Например, одно исследование было проведено среди женщин с поздней стадией рака яичников. Почти 85 % людей в таком состоянии умирает в течение нескольких лет. Одной группе пациентов было назначено стандартное лечение из двенадцати терапевтических сеансов, включающих релаксационную тренировку, когнитивную перестройку и руководство по решению проблемы встречи с неизбежностью смерти. Другой группе провели двенадцать сеансов по формированию навыков АСТ. Сеансы проводились везде, где их можно было организовать, учитывая интенсивность лечебных процедур у участников, например в кабинетах химиотерапии, процедурных и смотровых.

Те, кто прошел обучение ACT, показали значительное улучшение по ряду показателей. Они меньше подавляли свои мысли, уровень тревожности и депрессии снизился. В то время как пациенты, прошедшие КПТ, справлялись с тревогой посредством отвлечения внимания (например, больше смотрели телевизионные программы), группа ACT предпринимала более значимые действия, такие как звонки детям, решение имущественных вопросов, проверка завещания, написание писем друзьям и семье.

Навыки гибкости также помогают нам прийти к принятию смерти близких и осмысленному распределению времени. Об этом я узнал на собственном горьком опыте.

Вся моя семья боялась встречи со смертью. Отец умер, когда мне было двадцать четыре, и я учился в аспирантуре на другом конце страны. Сестра сообщила мне о кончине отца, а после этого мать стала активно уговаривать меня не приезжать на похороны. «Я небогата», – напомнила она мне, добавив, что ничем не может помочь в финансовом плане.

Я же был только счастлив последовать ее совету и использовал тогда недостаток средств как оправдание. С тех пор я глубоко сожалею о своем решении.

Когда пару лет назад мне позвонила сестра Сюзанна и сообщила, что у нашей девяностодвухлетней матери обострилась пневмония, я немедленно сел в самолет, летевший из Рино в Феникс. Когда я добрался до ее постели, она уже не говорила и не открывала глаз, но ее голова едва заметно шевельнулась, когда Сюзанна сказала: «Стив здесь».

В окружении сестры и ее взрослых детей, Адама и Меган, я сидел, положив руку на плечо матери, и в течение нескольких часов наблюдал, как ее дыхание замедляется, а ноги чернеют, свидетельствуя о том, что жизнь в ней угасает. Я вспоминал, когда видел ее в последний раз.

Она забыла о моем приезде: ее мозг уже не удерживал новую информацию. Когда я вошел в гостиную дома престарелых, где она жила, она слабым голосом воскликнула: «Стивен! Мой сын!» – «Он известный человек, – гордо сказала она сидевшей рядом женщине, понизив голос, и тут же, поймав себя на материнском хвастовстве, быстро добавила: – Он психолог». А затем, повернувшись ко мне, словно напоминая своему любимому сыну, что на самом деле важно в жизни, тихо, но твердо заключила: «Он помогает людям».