От горизонта к нам, как черная змея, по дороге движется колонна красных. Снимаемся с передков и открываем по ней огонь. После первых же разрывов видно, как их пехота разбегается в цепь по обе стороны. Видны и артиллерийские запряжки также по сторонам дороги. Большая, черная, сплошная колонна конницы идет на фланг. Все происходит на глазах, как на какой-то игрушечной панораме.
Около орудия пробегает наша пехота. Очевидно, никто не ожидал такого скорого похода красных. Впереди, сначала редко, потом чаще и чаще начинают стукать ружейные выстрелы. Стреляем и мы – по коннице, по батареям, накрываем шрапнелью пехоту. Видимость очень хорошая.
Большевики стараются флангами охватить селение. К полудню уже весь 3-й полк принимает участие в бою. Пехотная связь и телефон командира полка недалеко от нашего орудия. Очевидно, у красных большой перевес. Подъехав верхом, соскакивает с коня безрукий командир полка полковник Манштейн. Лицо – бледное, перекашивается судорогой. У Манштейна всегда так, когда он взволнован. Долетают до слуха его слова в телефонную трубку:
– Бросил в бой свой последний резерв – офицерскую роту. Большие потери. Жду подкреплений.
Ружейный обстрел батареи усиливается. На шинели подносят к орудию нашего младшего офицера – поручика Войцеховского{286}
. Молодое, красивое лицо бледно. Крови не видно.– Несем на санитарную подводу, – говорят ездовые.
– Оставьте, я умираю, – последние слова, что я услышал.
Он умер через несколько часов. Чувствую сильный удар, как камнем, по правой руке. Боли сначала нет, но перчатка быстро намокает. На снег капает кровь. Совсем как на зимней охоте на зайцев. Последний раз дергаю за шнур левой рукой. На мое место становится Болотов. Отхожу к санитарной двуколке – она в нескольких стах шагах при входе в село. На белый снег все больше падают, сворачиваясь, красные сгустки. Фельдшер заливает йодом, ловко забинтовывает руку и делает повязку через шею.
– Скользящее ранение, кость не задета. Можем отправить вас в Ростов. Сейчас будут отвозить раненых.
Мысль о госпитале, чужих людях, нежелание оторваться от своих – от батареи было для меня решающим.
– Я чувствую себя хорошо, останусь при батарее, буду приходить на перевязки.
Опять иду к орудию. Оно уже снимается с позиции. Вышли все снаряды, и нажим красных становится все сильнее. Батарея идет вниз по широкой деревенской улице.
Около середины села навстречу нам поднималась стройно шедшая большая колонна пехоты. Впереди, немного переваливаясь, шел полковник Туркул. В это время оркестр его полка грянул Дроздовский марш: «Из Румынии походом шел Дроздовский славный полк, для спасения народа нес он свой тяжелый долг». Все мы, остановившись, не ожидая никакой команды, затянули – «Ура!». Туркул шел со своим полком на выручку Манштейна. Несколько наших танков, с характерным металлическим тарахтением гусениц, выползали из села навстречу красным.
Через час бой решился в нашу пользу. Красные были отброшены на несколько десятков верст. А ночью пришел приказ отходить на Ростов. Мы недоумевали: «Почему отходим? И еще после такого удачного боя».
– Начальство лучше знает, – смеясь сказал Болотов.
– Наш участок занимают какие-то другие части, но что-то не видно этих частей, – говорили между собой добровольцы.
Погода начинала портиться. Пошел мокрый снег. Ветер нес его навстречу, и на полушубке получалось что-то вроде ледяного панциря. Рука на перевязи сделалась такой тяжелой, как полено, и ныла. Впереди батареи на маленьких санях ехал командир, полковник Соловьев, с одним из офицеров. Пехота шла за батареей. В конце колонны шел Туркул с первым полком.
Рассветало, когда мы начали приближаться к городу со стороны его предместья Тимерника. Видны были какие-то фабричные корпуса и рабочие поселки. Ну наконец, перед нами Ростов. Навстречу показалась группа всадников, около полусотни. Когда расстояние между нами было несколько сот шагов, они, не спешиваясь, открыли ружейный огонь по батарее. Командирские сани оказались около орудия. Снялись с передков, сделали два выстрела по всадникам, поскакавшим назад в город.
Подъехал Манштейн. Некоторое время командиры совещались. Одна из подошедших рот рассыпалась в цепь впереди, прикрывая колонну. Всезнающий разведчик Прокопов подъехал к орудию:
– Ростова брать не будем. Манштейн не хочет слишком больших потерь в уличном бою. Отходим прямо на станцию Гниловская.
Повернув под прямым углом в направлении на юго-запад, мы пошли через балки, тянувшиеся в сторону Тимерника. Пехотная цепь, отстреливаясь, также отходила вместе с нами.
«Когда же красные успели занять Ростов?» Этот вопрос задавал себе каждый. И почему дивизия, которая вела успешный бой, прикрывая Ростов с северо-запада, не была даже поставлена в известность о положении? Объяснение нужно искать в общем состоянии развала и дезорганизации, которые охватили тылы в это время.