От Орла до Новороссийска

К концу января начались метели. В снежную вьюгу готовились к вылазке защитники старой крепости. С вечера натирали лицо и руки гусиным салом. Чтобы отличить своих от врагов, на рукава надевали белые повязки. Да и повязки-то были плохо видны, когда человека можно было различить только в нескольких шагах.

Ночью, в непроглядную пургу, сняв без выстрелов часовых и дозоры, ворвались в Обуховскую. Штаб красного полка был захвачен врасплох. Орудия стояли без запряжек. К солдатам 3-го Дроздовского полка, возившимся около взятых орудий, подскакал посланный для связи конный буденновец и кричал им в метели, что «белые уже в станице». Оглушив прикладом его без выстрела, просто стянули с коня.

К утру метель стихла. Командир батареи, стоявшей в Азове, условившись с командиром 3-го полка, безруким полковником Манштейном, послал фельдфебеля боевой части батареи – добровольца из вольноопределяющихся – отобрать несколько пленных красных артиллеристов для пополнения. Командир написал требование на десять человек пленных по выбору посланного для пополнения батареи и приложил печать. Фельдфебель направился в штаб 3-го полка, где требование скрепили печатью полка.

При выезде из Обуховской артиллерист встретил пехотного капитана, который, с несколькими солдатами, вел группу пленных в штаб полка для опроса и, поскольку они не были ни коммунистами и ни комиссарами, для пополнения поредевших рот славного 3-го Дроздовского полка. Капитан оказался очень сговорчивым и предложил сразу же отобрать людей. Обратившись к пленным, на лицах которых можно было прочесть и ужас пережитой ночи, и ожидание, по их понятиям, неизбежного конца, фельдфебель предложил артиллеристам отойти в сторону. Отбирая людей, каждому смотрел в глаза, переписал фамилии и спросил, кто откуда.

В числе пленных был один в длиннополой шинели, с буденновкой на голове. Подошел пехотный поручик и заявил, что буденновца надо расстрелять, потому что «там в конной армии все они добровольцы». Артиллеристу стоило большого труда отстоять уже отобранного человека. На обороте требования он написал расписку в получении десяти пленных и передал ее капитану. Построив свою маленькую команду, строем повел их к Азову. По дороге, навстречу им, показалась группа всадников. Впереди, на некотором расстоянии, ехал командир 3-го полка полковник Манштейн, гроза красных, которого они прозвали «безруким чертом». Артиллерист скомандовал своей растерявшейся и перепуганной братии:

– Смирно! Равнение направо!

Манштейн остановил коня. Он хорошо помнил в лицо этого высокого артиллериста, еще как наводчика орудия в 7-й батарее.

– Вольноопределяющийся, что это за банду вы ведете?

– Господин полковник, веду пленных для пополнения 7-й гаубичной батареи, полученных согласно Вашему распоряжению.

Взгляд Манштейна остановился на коренастой, широкоплечей фигуре в буденновке.

– А этот, что за сукин сын? – И единственная рука полковника, бросив повод, потянулась к маузеру, всегда висевшему у него на боку.

– Я за них всех отвечаю, господин полковник. – И, сделав несколько шагов к командиру, опять стал навытяжку. – Он мой земляк – владимирский, господин полковник.

Безрукий командир полка пристально посмотрел в глаза фельдфебеля. Был ли он в хорошем расположении духа в это морозное утро из-за одержанного успеха или что-то прочел в глазах подчиненного, но только нервная судорога передернула его бледное лицо, а рука взяла брошенный повод.

– Вы смотрите! Отвечаете мне за них всех головой.

И он круто повернул коня и вместе с подъехавшими офицерами и разведчиками поскакал к Обуховской, как всегда, слегка боком, приподнимая плечо здоровой руки.

Первое, что сделал фельдфебель, приведя свою команду в Азов, это, достав папаху, подошел к буденновцу и со словами: «Выбрось к черту свою спринцовку, а то тебя, правда, кто-нибудь пристрелит» – надел на него папаху.

К вечеру на шинелях пленных уже были вшиты Дроздовские погоны. Так буденновец Чугунов сделался солдатом 7-й легкогаубичной батареи Дроздовской артиллерийской бригады. Он еще долго не доверял тому, что его оставят в покое. Через несколько дней, подойдя к фельдфебелю, он выражал свое опасение, что пехота его все же расстреляет. Но скоро эта боязнь прошла. Батарея жила своей жизнью. Были потери, убитые, раненые, но еще больше косил сыпняк. Чугунова, как служившего в артиллерии всю германскую войну, зачислили номером к орудию.

Подтянув резервы, Буденный перешел в наступление. Почти до самых валов старой крепости докатились красные цепи. Огонь пулеметов, шрапнель на картечь были ответом защитников. Опять, заколебавшись, оставляя на льду убитых и раненых, отхлынули атакующие.