От руин Карфагена до вершин Атласа

В разговорах с марокканскими коллегами профессиональная тематика занимала гораздо больше места. Абд аль-Ахад Себти подарил мне оттиск изданной во Франции его статьи о городских святых и харизме в марокканской историографии, расспрашивал о том, какие именно вопросы средневековой истории арабов и на каких источниках мы изучаем. Сам он защищал диссертацию в университете Париж-7 под руководством известной французской исследовательницы Магриба Люсетт Валанси. В Париже издал свою большую монографию «Власть, общество и религия в Магрибе XV–XX вв.» и Мухаммед Кабли. «Сюда она еще не поступила, — сказал он мне. — Впрочем, у нас связи с Парижем даже лучше, чем, например, с Касабланкой». При этом и Себти и Кабли вовсе не придерживаются какой-то профранцузской позиции. Более того, я сам слышал, как они призывали к обобщению в решениях коллоквиума «полемики против колониализма, которая ведется уже 25–30 лет». О своей работе преимущественно в архивах Марокко рассказывал и Мхаммад Бен Аббуд, бывавший также в Испании, Италии, Тунисе. С Жерменом Аяшем беседа шла преимущественно о «школе Аяша», которую очень многие критиковали, утверждая, что «школа Аяша — это только сам Аяш». Однако я сам читал в статье, подаренной мне Себти, хвалу в адрес «школы Аяша; ее главными чертами является реабилитация национальных источников и преимущественный интерес к XIX в.». Вместе с тем Себти считает, что работы этой школы «небрежно относятся к городской среде и бедны проблематикой».

Конечно, марокканцев интересовало и многое другое. Из разговоров с ними можно было кое-что разузнать и о неизвестных нам сторонах их жизни. Я, например, еще в первый день приезда в Марокко познакомился с преподавателем социологии Рабатского университета Али Мхамди. Доброжелательный, добродушный Мхамди очень помог мне в ознакомлении с работой университета и в установлении личных контактов с некоторыми его профессорами. Сам он занимался изучением экономических и социальных структур населения юга Марокко и готовил диссертацию на эту тему. Поскольку в перерывах или в поездках по городу мы нередко оказывались рядом, говорить с ним мне приходилось чаще, чем с другими.

Одной из тем наших разговоров был жилищный вопрос. Мхамди с семьей снимал 4-комнатную квартиру за 1200 дирхамов, что составляло 20 процентов его заработка (дирхам по официальному курсу был равен примерно 11 копейкам, а точнее, в те дни — 8 дирхамов равнялись 1 доллару). Его мечтой было выстроить собственный дом из «традиционного местного материала», в основном камня. «Такие дома, — говорит Мхамди, — стоят со времен средневековья. И многие теперь хотят выстроить себе что-нибудь подобное, так как купить квартиру в Рабате совершенно немыслимо: она стоит от двух до ста миллионов дирхамов в зависимости от места расположения, района, его категории и т. п.».

После завершения коллоквиума мы поехали по стране в комфортабельном автобусе, специально приспособленном для дальних путешествий. Для развлечения пассажиров на экране прямо над головой водителя (его сиденье расположено несколько ниже, чем в наших автобусах) с наступлением темноты демонстрировались видеофильмы преимущественно американского производства («Человек, который слишком много знал», «Человек с Востока» и т. п.), изобиловавшие отлично снятыми кадрами Парижа, Лондона, Нью-Йорка, городов Марокко и Алжира, а также сценами бесконечных драк, убийств, раздеваний, переодеваний и незамысловатых комедийных ситуаций. В одном из фильмов рассказывалось о сверхразведчике, сверхгерое и вообще сверхчеловеке Джеймсе Бонде, который где-то в районе Чукотки нырял под лед, прячась от советского вертолета, который он потом сбивал чуть ли не из браунинга, одной лыжей убивал сразу двух пограничников и кидался в сугроб, который оказывался замаскированной подводной лодкой, мгновенно погружавшейся. Проникнув внутрь, Бонд отдыхал от своих подвигов на роскошном мягком диване в обществе по-голливудски ослепительной красотки.

Марокканцы, давно привыкшие ко всей этой «масс-культуре» из-за океана, посмеивались. Но все же я заметил, что внимание ко мне проявлялось особое. Во время остановок меня расспрашивали о жизни в Советском Союзе, о народах СССР, задавали традиционный, по-моему, для любого иностранца вопрос о том, чем отличаются казахи от казаков (тогда, в декабре 1986 г. как раз происходили известные события в Казахстане). Немало было, как всегда в арабских странах, вопросов о положении мусульман и не только мусульман в СССР, ибо в эти дни французское и испанское радио много передач отводило диссидентам в Советском Союзе. Интересовались всем, вплоть до того, по какому поводу у нас принято шутить.

Марокканцы весьма серьезно относятся к проблеме колониализма. Один из них сказал, что наша страна, как и всякая великая держава, также не прочь колонизовать Африку. Тогда я ему процитировал слова нашей известной песни: «Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна». Как ни странно, это подействовало лучше любого другого аргумента.