От руин Карфагена до вершин Атласа

Мы бродим по вечернему городу, вдыхая его запахи и прислушиваясь к шороху листвы, чувствуя себя, как в саду. «Я люблю Марракеш, — говорит мой спутник, Абд ар-Рахим Латауи, хранитель библиотеки факультета литературы и гуманитарных наук Рабатского университета. — Сам я родился на побережье, в Сафи. Но тут у меня живут родственники, которых я регулярно навещаю. После рабатской суеты здесь отдыхаешь душой и телом: другой воздух, другой ритм жизни». Латауи учился в СССР и хорошо говорит по-русски. Он интересуется вопросами филологии и защитил в Ленинграде дипломную работу «Структурные типы и модели образования имен в современном русском языке». Сейчас он готовит диссертацию о русско-арабских и арабско-русских словарях, печатает в различных журналах и изданиях Рабатского университета статьи о русских суффиксах, о работах советских арабистов. В опубликованной в 1980 г. статье «Арабские исследования в СССР» он воздал должное академику И. Ю. Крачковскому, назвав его «творцом новой школы советского востоковедения», и дал подробную библиографию (в сочетании с биографическими данными) трудов многих наших арабистов-филологов, таких, как В. Г. Ахвледиани, X. К. Баранов, В. М. Белкин, А. Г. Белова, В. И. Беляев, В. М. Борисов, Г. М. Габучан, А. А. Долинина, Г. Ш. Шарбатов, Б. Я. Шидфар. Впоследствии (в 1989 г.) Латауи перевел и издал на арабском языке некоторые труды Крачковского.

Зная, что Латауи из берберской семьи, я спрашиваю его, верно ли, что Марракеш по-прежнему, как и в средние века, остается центром берберской культуры и берберских племен. «Это очень сложный вопрос, — отвечает он. — Когда меня иностранец спрашивает, араб я или бербер, я прежде всего думаю, зачем это ему нужно. Речь не идет, разумеется, о советских людях. Но вы знаете, сколько спекуляций вокруг так называемого берберского вопроса имело место в годы протектората? И французы, и испанцы, и еще кое-кто все время старались отделить, обособить арабов от берберов, противопоставить их друг другу. А чем занимаются у нас многие давно тут работающие американские социологи, политологи и социоантропологи? Тоже выискивают берберскую специфику, но не только с целью исследования ее. Конечно, есть еще у нас кое-где в горах отдельные племена, где старики и женщины, никогда не бывавшие в городах или даже просто на равнине, арабского не знают и говорят только на своем диалекте. Но таких мало, и они как бы целиком в прошлом. И в этих племенах мужчины, уходившие на заработки или регулярно бывающие в городах и селах в базарные дни, говорят по-арабски, как и мы, городские жители. Мы все марокканцы, мусульмане и говорим по-арабски. А уж кто от кого происходит — это другой вопрос. Мой род, например, в свое время переехал в Сафи из Тафилальта, где, как известно, арабы и берберы уже более тысячи лет живут бок о бок. Мой дед говорил по-берберски, отец знал оба языка, а я говорю только по-арабски. Понимаю говор берберов Сафи и могу отличить один диалект от другого, но не говорю на них».

Я слушал его и вспоминал, как однажды прочел во французской книге о Марокко, что жители Тафилальта, претерпевшие на протяжении веков немало превратностей политической судьбы и еще больше страдавшие от немилостей природы, руководствуются старинной арабской поговоркой; «Ветер в лицо делает человека мудрым». И там же подтверждалась полная невозможность установить, кто же был истинным предком нынешних жителей Тафилальта, на многострадальной земле которого веками смешивались потомки местных крестьян и пришлых бедуинов, римских колонистов и берберов племени микнаса, воинственных горцев и плененных ими черных африканцев, арабских аристократов и беглецов из других стран ислама.

Я говорил об этой проблеме с Али Мхамди, с Абд аль-Латифом Фадлуллахом, генеральным секретарем Ассоциации марокканских географов, с другими преподавателями Рабатского университета. Из всех этих разговоров сложилось впечатление, что мои собеседники, признавая наличие берберских диалектов (кстати, сильно отличающихся друг от друга), фольклора и другой этнической специфики, особенно в районах расселения еще сохранившихся племен, все же склонны подчеркивать скорее исторический, нежели национальный, характер различий между арабами и берберами. «Мы, — говорили они, — марокканцы, а не берберы или арабы. Разве можно сейчас установить, кто из испанцев происходит от иберов, кто — от готов, а кто — от арабов? Или кем является современный француз — потомок галла, римлянина или франка? Все это принадлежит истории».