— Моя жена говорит, что каждый из нас знает, когда умрет — неважно, от рака, инфаркта, в результате землетрясения или попав под поезд… Лаура считает, что люди предчувствуют свой конец, их поведение меняется, появляется странная меланхолия, словно человек смирился с судьбой и готов отправиться туда, откуда не возвращаются… А медсестры видят много смертей.
— Твоя жена права, я с ней согласен, — подал голос Лукас.
Гвардеец повернулся к Ортигосе:
— Мануэль, сожалею, что пришлось сказать тебе о борделе, но для нас важно то, что Альваро звонил из машины, припаркованной рядом. Скорее всего, он сопровождал Сантьяго. Получается, брат был последним, кто видел его живым… что автоматически делает Сантьяго главным подозреваемым.
— Но мы уже спрашивали Ньевес, и она сказала, что тот был у них за неделю до приезда Альваро и больше не появлялся. Вряд ли она что-то напутала.
— А вдруг они не стали входить?
— А зачем тогда приезжали?
— Тебе не кажется, что лучшего места встречи с шантажистом, чем парковка у борделя, и не придумать?
— Думаешь, братья явились туда, чтобы заплатить Антонио?
— Место вполне подходящее. Территория со свободным доступом, но не привлекает особого внимания, есть выезд на шоссе в любом направлении… Уверен, выбор сделал Сантьяго.
Мануэль вспомнил слова Малышки о том, что за ними строго наблюдают, чтобы не вздумали договариваться с клиентами в обход хозяйки, а также те пристальные взгляды, которыми его награждал белобрысый охранник, пока писатель ждал Ногейру.
— Если они там были, я знаю, кто их точно видел.
— Мамут, — подхватил лейтенант и обернулся к Лукасу. — Прости, святой отец, но сегодняшний вечер ты проведешь дома. Мы едем к шлюхе.
— Я бы даже сказал, к шлюхам, — поправил Ортигоса. — Только давай еще раз заскочим к Ричи, хочу у него кое-что узнать.
— Ничего, я посижу в машине, — совершенно серьезно ответил Лукас.
Писатель и гвардеец переглянулись и расхохотались, а через несколько секунд к ним присоединился и священник. Напряжение, витавшее в воздухе, исчезло.
Сердце мошенника
На подъездной дорожке, перед соседним домом и у крыльца было припарковано несколько автомобилей. Словно сговорившись, никто из приехавших попрощаться не поставил машину перед дверями маленького гаража, где на плитке всеми цветами радуги переливалось под дождем масляное пятно, наводя на мысли о пролитой крови Авеля.
Если во время прошлого визита троицы в Ос Мартиньос лишь слегка моросило, то сейчас шел ливень, однако дверь в дом, несмотря на отсутствие защитного козырька, открыли настежь. Мануэль, Лукас и Ногейра вошли внутрь. В кухне и столовой находились человек двадцать, преимущественно женщины. Огромный обеденный стол был накрыт скатертью и на этот раз смотрелся весьма органично. На нем были расставлены тарелки с печеньем, эмпанадами и пирогами. Хозяйка даже достала из серванта элегантные кофейные чашки и чайник. Несколько масляных ламп стояло на массивном полированном комоде перед изображением святой, которая невозмутимо взирала на страдания простых смертных.
Роза Мария в траурном одеянии сидела в окружении нескольких женщин, таких же худых и угрюмых. Кто-то кинулся к ней, когда старушка начала вставать, но тетушка Тоньино отказалась от помощи, кивком головы поприветствовала вошедших и направилась в заднюю часть дома, сделав троице знак следовать за ней.
Спальня хозяйки оказалась крошечной. Большая кровать, застеленная темно-красным покрывалом, была придвинута к стене, а рядом с ней уместился ночной столик из темного дерева. Роза Мария махнула рукой в сторону постели, предлагая гостям сесть, а сама закрыла дверь, за которой висело множество разномастных вешалок со всевозможной одеждой, создавая впечатление, будто у стены стоит человек.
Старушка посмотрела на вещи.
— Ко мне приходит сотрудница из социальной службы. Закапывает капли, а вот с одеждой не знает, что делать, и тащит все сюда. Но она у них временно, обещали найти кого-нибудь на длительный срок. — Роза Мария повернулась к Ногейре. — Спасибо. Мне сказали, что вы похлопотали за меня.
Выражение лица лейтенанта говорило о том, что это сущий пустяк.
Старушка снова указала на кровать, но никто из троих не сел, чувствуя себя дискомфортно в тесной спаленке хозяйки.
— Я видела, что, выйдя от меня, вы зашли к соседке, и представила, что она могла вам наговорить. Мегера только и делает, что шпионит за всеми. Хотя ее можно понять: после смерти мужа, который покинул этот мир восемь лет назад, бедняжка так одинока… По-моему, с тех пор она немного не в себе, — сочувственно сказала Роза Мария, прижав трясущуюся руку ко рту.
Очевидно, тетушка Видаля в последнее время много плакала: лицо ее опухло. Но глаза выглядели намного лучше, чем в прошлый раз, хотя краснота до сих пор не прошла. Непрерывный поток слез смывал выделения и вынуждал старушку постоянно использовать платок, поэтому катаракта не так привлекала внимание.