Отличник

Я все это к тому, что кроме Аруноса и Спиридоновой все остальные актеры были не на своих местах. Я поменял людей местами и сразу же на глазах все изменилось. Монтировщики, забывая сходить покурить, подышать свежим воздухом, стали задерживаться, смотреть, как-то реагировать, то смехом, то шушуканьем. То есть превращались в зрителей.

Я не только поменял людей, я переделал спектакль совершенно по внутренним актерским делам.

Была сцена, на мой взгляд, порнографическая, главные герои лежали в постели и совокуплялись (так решил это Керя сценически), при этом говорили о своих чувствах. Всю порнографию я со сцены убрал, постарался из пошлого произведения автора пьесы по возможности сделать тонкую вещь. А тот диалог, который вели актеры, находясь в неглиже, имитируя половой акт, я заставил играть по-другому. Я их одел, поднял с постели, развел в разные углы сцены и только после этого они у меня заговорили.

И случилось чудо. Актеры открылись и сцена вместо грязной, постыдной, нелепой получилась чистой, светлой, пронзительной. На генеральной был аншлаг. Что спектакль получился, я понял по публике, пришедшей на премьеру. Собрался весь цвет театральной Москвы. Скорый, бросив съемки в Праге, также прилетел, примчался. На начало маэстро опоздал, о том, что он находится в зале, я догадался по напряженному дыханию за своей спиной. На сцене было как раз то самое «объяснение в любви». Скорый не выдержал и громко, в полный голос, сказал:

– А почему они не е…ся? По-моему, очень живая мизансцена была.

Все в зале и на сцене так и зашлись гомерическим смехом.

После спектакля подходили известные и маститые, жали руку, говорили свои замечания.

После успеха с постановкой спектакля Скорый ко мне сильно переменился и перемены эти были не в лучшую сторону. Наступил очередной «ледниковый период» в наших с ним отношениях. Да и не только Скорый ко мне переменился, но и Толя с Леонидом. Они почему-то обиделись на Скорого за то. что он им не предложил, как мне, исправить ошибки за Керей.

Год назад, когда критикесса Заборская сказала: «Ваш отрывок, Дима, был лучшим» и Толя побледнел, я списал его неприязненное отношение к моей работе на то, что он чрезмерно много выпил. Но теперь, когда с ним, после моего успеха случилась чуть ли не истерика. Когда он кричал: «Ты в профессии ничего не понимаешь. И я б на месте Скорого давно б тебя выгнал с позором и треском». Да, когда он так кричал, я понял, что дело серьезно. Что для него это настоящая беда, – мой успех. Не сердился на него, я понимал, какие мотивы его на это подвигли.

Скорый любил много и красиво говорить, а нас любил ругать:

– Что вы все слушаете и слушаете меня! Я сам знаю, что красиво говорю. Работайте, делайте что-нибудь, а то никто диплома не получит, всех разгоню. Всех разгоню, а сам уйду в монастырь, запрусь в келье или уеду с цыганами в кибитке куда глаза глядят. Запью, загуляю, ограблю прохожего.

В монастырь не ушел, с цыганами не уехал, никого не разогнал. После этой успешной моей постановки так красно уже не говорил. И тут понеслось, – тройки за экзамены, немилость, охлаждение. А вроде бы, должен был радоваться.

Леонид сообщил мне вдруг, что хотел застрелить Бландину.

– В лес ее возил, – говорил Леонид, – перед носом ее пистолетом тряс. Три раза делал попытку нажать на курок, но так и не смог. Когда назад в Москву возвращались, подлезла ко мне и спрашивает: «Ну что, непросто застрелить женщину, которая тебя любит?». Искренно сказала. Давно я таких интонаций в ее голосе не слышал.

– А зачем ты хотел ее убить? За что? – ужаснулся я такому его заявлению.

– А за то, что всем приносит только вред. Подруг заставила с мужьями развестись: «Оно вам надо, быть в кабале?». Все свои силы только на то и тратит, чтобы разлучать людей. Вон, и меня с женою разлучила. Ну, что ты смотришь на меня, как на убийцу? Все, слава Богу, обошлось, кончилось миром.

Глава 28 День рождения Леонида

1

На день рождения Леонида, за малым исключением, пришел весь наш курс. Пока накрывали на стол, Зурик угадывал, в какой руке зерно от оливки. И никто его не мог обмануть. Был со всеми уговор – зерно в карман не прятать, но до того хотелось Азаруеву выделиться, что он спрятал в карман косточку и, когда Зурик сообразив подвох, переспросив: «На месте?», ошибся. Антон объявил себя победителем и побежал всем об этом рассказывать.

Леонид, находясь в нехорошем возбуждении, предложил мне провести бой.

– Давай, Бородино? Я вместе с Наполеоном поведу французские войска, а ты русские. Условия прежние. Если главные силы разбиты, выставляется резерв до двух раз, но за каждый, в наказание, по полному стакану без закуски.

Я согласился. Полем боя был журнальный столик. Мы тотчас расставили солдатиков и стали катать железный шар от детского бильярда. Дух ли великого русского полководца, вставшего за моей спиной, неровная ли поверхность стола, помогавшая мне и мешавшая Леониду, та ли напряженность, которая была в нем, но я стал побеждать. Главные силы у Леонида иссякли в тот момент, когда я и потери-то понес незначительные.