Отныне и в Вечность

– А скажи-ка ты мне, уважаемый, – говорил он, пристроившись к кому-нибудь из биопов, снедаемых беспокойством за ход лечения. – Кого это опознала ваша героическая, так сказать, командир в нашем сюзерене?.. и что это означает – "озерный"?.. озеро тут при чем?..

Скаврон, следует отдать ему должное, подстраивался под собеседников достаточно ловко. Так что отвечали ему, если и не с пространными подробностями, то все-таки отвечали. В меру собственных знаний и разумения, конечно, а также в соответствии с характером и степенью возбуждения. И вырисовывалась у Скаврона из этих бесед та-акая картина мира, что о сердечном друге Кувалде он и думал теперь уже не без суеверного ужаса. Это надо же иметь такую умную голову, такую ясность и точность мышления, чтобы, даже не веря… – не веря! – на чистой умозрительной логике создать совершенно правильную картину мирового устройства и состояния дел у самих пришельцев.

Да! Во Внешних Мирах люди тоже разные. Там тоже идет борьба добра со злом. И там есть свой Люкс, хоть и зовут его иначе, хоть и зовут его Рекс, что, как пояснил ему подвернувшийся Луи, в переводе с древнего означает "Вершитель судеб". И этот Рекс лупит тамошнее зло в хвост и в гриву, и с этим Рексом наш Люкс одинаков, как две капли воды и внешне, и по состоянию чудес. А еще – говорят друзья-спецназовцы – вроде бы, дело обстоит так, что наш Люкс от названного Рекса и произошел, а что неким умонепостижимым… да пусть даже и ученым образом, какое это имеет значение? Сам же Кувалда и утверждал, что все материальные тела в материальном мире должны подчиняться материальным природным законам. Так что создание божьего тела материальным научным путем ничему божественному не противоречит. Но ведь Кувалда все так именно и говорил с самого начала про ипостаси-аватары божества, про тело светлого бога, которым всячески хотел бы завладеть бог тьмы!

Скаврон ужасался, Скаврон удивлялся, но тут, прерывая и даже в корне, как сказать, искореняя все эти его расследования и размышлизмы, прямо перед ним возникла насупленная рожа Нодя.

– Пошли. Кувалда зовет. Совещаться надо, а тут моду взяли некоторые прогуливаться, что твой шаркун по Праттеру.

Вокруг уже была тишина и сплошное благолепие и никаких следов былого разгрома. А возле стойки, там, где только что находился полевой госпиталь, тоже было пусто. Скаврон было удивился, но тотчас же сообразил, что этим спецназовским обломам ничего не стоило перетащить Люкса на руках прямо вместе с капитаншей куда-нибудь в укромное место. И то сказать, не оставлять же их лежать в обнимку прямо за стойкой бара? Им-то, может, и вполне себе, да посетители станут удивляться.

– Ты еще долго тут будешь глазками хлопать? – с ласково-злобной издевкой поинтересовался Нодь.

– Чиво?.. А-а, ну да. Дык, как скажешь, куда идти, тут же и пойду.

– За мной. За мной иди, дубина!

– Как же я за тобой пойду, когда ты пень-пнем на месте торчишь?

– И это кузнец? – Нодь в комическом ужасе вскинул кверху руки, развернулся и, демонстративно ухватившись ими за голову, помчался к выходу, бормоча на ходу: – И как это он себе до сих пор причинные места молотом не отшиб, задумчивый такой?

5

Кой черт ее понесло ее в Столицу, для Эни было покрыто тем самым пресловутым "мраком неизвестности". Во всяком случае, объяснить себе это она не могла или не хотела, а может быть, просто и не решалась подсознательно. Но вот что характерно – остановилась Эни в том же отеле и даже в том самом номере, в котором проходили мучительные первые недели ее адаптации к новому телу, когда раздвоение личности, как и сейчас, сводило ее с ума. Правда, теперь с нею не было услужливого Кама. Не было и спасительных приборов, которые помогли ей тогда справиться с безумием. Юный Брандис, конечно, хорош – на своем месте, среди своих обломов или в постели – но это вовсе не то, что ей сейчас было позарез необходимо, и… кстати, куда это подевались мальчики, с которыми она когда-то бежала с Азеры, гвардейские офицеры? Ушли из ее жизни тихо, незаметно, она даже не успела увидеть, когда.

Так почему же ей захотелось именно сюда, в этот отель и этот номер? Ведь то, что сейчас с нею происходило, совсем не было похоже на тогда. Во всяком случае – никакой тошноты, никаких головокружений, никаких особенных болей, ничего из тогда пережитого, что и в словах человеческих не желало выражаться, но!