Отражения

— Я вызвал тебя вот по какому поводу… — сказал Авадонна, медленно допивая кофе. Судя по всему, казнь строптивого инопланетянина откладывалась на неопределённый срок. — Братство планирует устранить Ольгина, хочет показать Отражению, что тёмные не имеют права на столь наглые выходки.

— Осмелюсь напомнить, что Ольгин один на один справился с дьяком-меченосцем, — в тон карлику ответил Кросс. При этом было видно, что новость его не обрадовала. — Он необычайно силён.

— Братство его достанет.

— Вы могли бы оказать бедолаге своё покровительство.

— Бедолага мог бы попросить моего покровительства, но не стал. А сейчас его смерти требует принципал, так что вмешиваться я не намерен.

— Понимаю, баал.

— Ольгина убьют, в этом нет сомнений, — твёрдо продолжил Авадонна. И после паузы добавил: — Но можешь не беспокоиться — Порчу Братство не тронет.

— Спасибо, — обронил Иннокентий.

— Не просто «спасибо», — обронил карлик.

Мужчины вновь помолчали.

— Что я должен сделать? — тихо спросил Кросс, глядя на Кремль — серая вата стала медленно подниматься в серое небо, подталкиваемая разозлившимся ветром, и теперь старые стены виделись настолько чётко, что можно было разглядеть каждый кирпичик.

— Получилось так, что на Преображенском кладбище работает Мастер Скорбных Дел — по моему приказу, — негромко сообщил Авадонна. — Я не хочу, чтобы истребители помешали ему или даже просто заглянули в Каменный цех. Ты должен проследить за этим.

Задание показалось лёгким, слишком простым за услугу, которую оказал карлик, выведя Ленку из-под удара, и толстяк осторожно уточнил:

— До какой степени вы этого не хотите, баал?

— Ты волен делать всё, что сочтёшь необходимым.

В переводе на обычный русский, без дипломатических экивоков: можешь перебить истребителей, если того потребуют обстоятельства.

Жёстко. Очень жёстко, если учесть, что Братство и Первородные старались не выходить за давным-давно установленные рамки, а в последнее время их нейтралитет стал всё больше приобретать черты крепкой дружбы. Распоряжение карлика могло взорвать сложившуюся картину, но…

Но Иннокентия интересовало другое:

— Я тоже не должен видеть работу Мастера?

— Если увидишь, у тебя останется два пути: стать моим верным псом или застрелиться.

— Почему именно застрелиться? — растерялся толстяк.

— Из вежливости, — холодно ответил Авадонна. — Чтобы я не тратил время.

— Но почему застрелиться?

— Вряд ли ты сможешь повеситься, — язвительно ответил карлик. — Насколько мне известно, чтобы перекрыть трахею насекомому…

— Понятно, понятно… — Кросс задумчиво улыбнулся. — А что с Ольгиным?

— Мне на Ольгина плевать, — пожал плечами Авадонна и посмотрел на часы, показывая, что разговор затянулся. — Я ему не враг, и Авдею не враг, и тебя я не нанимал. Я — старый, маленький баал, и мне нужно одно: чтобы Мастеру Скорбных Дел не мешали. Всё остальное на твоё усмотрение.

* * *

На кладбищах всегда холодно…

Сначала это утверждение покажется смешным и нелогичным суеверием, не имеющим никакого отношения к реальности: как может быть холодно в тридцатиградусную жару? Или тому, кто тепло оделся зимой? Но если отбросить предубеждения, то суеверие неожиданно окажется фактом: на кладбищах холодно. Хоть зимой, хоть в летний день, как ни одевайся, как ни кутайся — холод обязательно достанет. Скользнёт по щеке леденящим поцелуем, погладит руку, пробежится по пальцам, мягко обнимет за шею или вцепится в ноги… или, что самое неприятное, заползёт внутрь и прикоснётся к душе, напоминая, что когда-нибудь ей обязательно станет холодно… смертельно холодно…

На кладбищах всегда так.

Может, потому, что они отражают жизнь?

Саму жизнь?

Отражают в фотографиях и полированном камне, в каплях росы на ограде, в стеклянных вазах и лампадах. В тенях, которые пламя свечей бросает на обелиски…

Жизнь отражается в образе кладбища и возвращается в мир, наполняя его жгучим холодом той стороны, и поэтому Виссарион Обуза на кладбищах бывать не любил, ни днём, ни ночью. Но бывать приходилось. С недавнего времени — на Преображенском кладбище и довольно часто. О своих визитах Виссарион обязательно предупреждал, и потому калитка, несмотря на поздний час, была открыта. А вот сторож отсутствовал, но это обстоятельство Обузу не смутило — он хорошо знал, где проводит ночи Ольгин, и не ждал его увидеть. Пройдя через калитку и не заперев, а лишь прикрыв её за собой, книжник неспешно добрался до Каменного цеха, постучал, тут же открыл дверь, вошёл, снял шляпу и вежливо кивнул Мастеру Скорбных Дел:

— Желаю здравствовать.

— Желаю, — отозвался тот, спокойно разглядывая длинного и ушастого посетителя. — Вы принесли?

— Конечно. — Обуза достал из потёртого портфеля толстый фолиант в тиснёном кожаном переплёте и протянул Мастеру. — Это финальная библиотека символов Крепости, подобранная для Садового кольца.

— Порядок следования камней?

— Указан.

— Очень хорошо.

— Двое ворот: Ленинградские и Таганские, — добавил Виссарион. — Как хотел Авадонна.

— Прекрасно.

Мастер помолчал, переложил книгу из правой руки в левую, а затем кивнул:

— До свидания.

Судя по всему, ему не терпелось вернуться к работе.