Отшельник

Эрхард не понимал, что это значит. Он бродил между контейнерами и в конце концов вышел на просторную площадку, где были сложены листы фанеры. Время – почти пять вечера. Встреча с Марселисом у него назначена через три дня; до тех пор ему нечего делать. Впервые за пятнадцать лет он был свободен от вызовов диспетчера. Он в центре города, а в карманах пусто, если не считать обещаний Эммануэля Палабраса.

Местные помидоры были похожи на сжатые кулаки. Шкурка как у яблок, сок похож на яичный белок. Он выбирал их по одному. В нижнем левом углу коробки нашел три хороших помидора и один слегка перезрелый, хотя пахнул он неприятно, чем-то соленым. Ничего, с него хватит и трех. Потом он выудил из ведерка с уксусом квадратный кусок африканского козьего сыра. Расплатился чаевыми со вчерашнего дня – тогда он вез последнего пассажира, какого-то адвоката. Поездка оказалась ничем не примечательной. Тогда Эрхарда гораздо больше волновало, успеет ли он вовремя забрать Ааса.

И тут он увидел Кормака. Поскольку сейчас было время сиесты, ирландец сидел на крыльце, курил и с любопытством смотрел на Эрхарда, который приближался к нему со своими покупками.

– Поднимаешься? – поинтересовался Кормак.

– В некотором смысле. Мне только нужно кое-что докупить.

– Я имею в виду – поднимаешься по пищевой цепочке.

Кормак улыбался во весь рот, и Эрхард увидел, что у него недостает одного зуба.

– Под конец жизни и старому псу перепала косточка. – Эрхард нарочно преувеличивал.

– Хорошие водители говорят, что ты это заслужил.

– Правда? – Эрхард был удивлен гораздо больше, чем хотел показать. – А что говорят плохие водители?

Кормак посмотрел на него и затянулся своей тонкой сигареткой. Дым шел как будто из его волос.

– Пондюэль, хитрюга такая, уверяет, что ты добился своего места подхалимажем, хорошо лизал кому надо.

Иными словами, поцеловал богача в зад, подумал Эрхард.

– Он просто не знает, как я плохо целуюсь.

Кормак расхохотался:

– Другие говорят, что ты вечно что-то вынюхиваешь, помогаешь полиции. В магазине электроники слышишь много всякого.

– Кто так говорит? – Эрхард хотел скрыть свою заинтересованность, но ему это не совсем удалось.

– Моя женушка слышала в порту, как переговаривались тамошние шлюхи. Мол, ты разыскиваешь мать мертвого младенца.

Эрхард наигранно усмехнулся и впервые отвернулся. Он не знал, как ему реагировать на слухи. Все отрицать, прекрасно понимая, что его отрицание лишь возбудит любопытство Кормака? Или подыграть ему и подтвердить: да, все так и есть? Возможно, у него есть единственный выход: изображать беззаботность, свести все к шутке. Но, прежде чем он успел что-то сказать, Кормак сменил тему:

– Так ты встречался с дочкой парикмахерши или нет? С той, что разбирается в компьютерах?

– Уже не важно.

– Ты вроде искал какую-то фотографию…

– Я ее другим способом нашел.

– Ну ясно. – На первый взгляд любопытство Кормака было удовлетворено.

Неожиданно Эрхард задал ему вопрос:

– Что тебе известно о моем новом коллеге, Марселисе Осасуне?

Кормак неторопливо свернул еще одну сигарету.

– О борце с профсоюзами? – уточнил он, не поднимая головы. – Если ты с ним не дружишь, я бы на твоем месте вел себя осторожно.

– Насчет его борьбы с профсоюзами я ничего не знаю.

– Помнишь забастовку в «Сервисио Канариас»?

Эрхард покачал головой.

– Водители грузовиков одиннадцать дней отказывались работать – они заступались за уволенного коллегу. Твой Осасуна заставил их прервать забастовку, хотя уволенного парня так и не вернул.

– Значит, он не был директором?

– Скорее заместителем. Да, еще история со свалкой…

Ту историю Эрхард помнил. Местные жители восстали против планов «Таксинарии» устроить на стройплощадке неподалеку от диспетчерской резервный склад шин и запчастей. Какая-то женщина, жившая неподалеку, много лет боролась за то, чтобы оттуда вывезли все стройматериалы и разбили там детскую площадку. Власти долго тянули с решением. А потом ей вдруг отказали.

– При чем тут Марселис?

– Птички принесли на хвосте, что именно сеньор Осасуна вынудил муниципальные власти поддержать предпринимателей. Понимаешь, о чем я?

Эрхарда нередко раздражало обилие слухов и сплетен на острове, но иногда из них можно было узнать что-то полезное.

– А птички ничего не говорили о жене Осасуны?

– Может, и говорили… самую малость.

Сразу стало ясно, что о жене Осасуны Кормаку ничего не известно.

Эрхард решил внести свою лепту:

– Говорят, его жена настолько не любит Фуэртевентуру, что они видятся только по выходным. И у него близкие отношения с секретаршей, которая даже переехала жить в контору.

– Что-то вроде этого я слышал.

– Он всего лишь человек, – заметил Эрхард.

– Как и мы все.

Эрхард взял свои пакеты.

– Ну, мне пора домой. Буэнас…

– Буэнас.

Он порезал помидоры и сыр на маленькие ломтики и съел, сидя рядом с постелью Беатрис.