Дружинники выпрыгнули из лодки на топкий берег, и Вадиму ничего не оставалось, как последовать за ними. А что делать, если средневековые жители не читают современные приключенческие книги? Он же читал внимательно, и хорошо запомнил как устанавливаются любимые всеми диверсантами растяжки.
В принципе, ничего хитрого те растяжки не представляют. Металлические штыри, обычно используемые для установки палатки, лежат в рюкзаке, там же три гранаты и три тротиловые шашки, катушка плетёной лески в кармане… Вот, пожалуй, и всё. Да, и те самые злополучные канистры в количестве трёх штук.
– Высока, высока над землёй синева, это мирное небо над Родиной, но простые и строгие слышу слова… – напевал почти беззвучно Кукушкин, приматывая гранату и тротиловую шашку к канистре. – Я вам покажу настоящую мать Кузьмы.
Чуть в стороне послышался шелест травы, и следом появился дружинник со смешным именем Волчок. Он протянул катушку с леской:
– Колышек на вершок торчать оставил, и привязал накрепко.
– Молодец. А где Аникита?
– Там, – Волчок ткнул пальцем куда-то в темноту.
Окликать нельзя, условные знаки оговорить заранее позабыли, и пришлось искать, осторожно проползая между кочками почти пересохшего болота. Лето жаркое, под ногами не чавкает, но лагерь тут поставить не захотели. Что и требовалось.
Да чтоб его черти забрали, – тихонько выругался Волчок и крякнул уткой. На утиный голос отозвалось несколько селезней, а на близкой реке по воде захлопали крылья.
– Тута я, – отозвался Аникита. – По ветру поставил, как и уговаривались.
Быстро закончив со второй закладкой, третью Вадим решил не устанавливать. Ветер удачно дует со стороны реки, и облако разлетевшейся от взрывов слезогонки теоретически должно накрыть часть литовской армии. Вроде больше и не нужно, но не тащить же третью канистру обратно?
– Да пошло оно всё конём! – тихо, но эмоционально выразился Кукушкин.
– Нельзя так, – с осуждением в голосе сказал Волчок. – Коней травить последнее дело, это же не люди.
– А людей, значит, можно?
– Ежели нужно, то можно. Невинных не бывает, а виновного Господь нашей рукой покарает.
– Интересно рассуждаешь.
– По справедливости рассуждаю.
– По справедливости? – задумался Вадим. – Ладно, ставим третью растяжку, чтобы на всех хватило с гарантией.
– А на той стороне?
– Обязательно. И пусть никто не уйдёт обиженным, как учат нас классики советской фантастики.
– Греки, что ли? – уточнил Аникита.
Кукушкин вспомнил имена тех классиков, и согласился:
– Пожалуй, что греки. Но в хорошем смысле этого слова.
Великий Князь Литовский пребывал в прекрасном настроении и радовался жизни. Она тем более прекрасна, что на освободившийся после гибели старшего брата от проклятых турок на польский престол позвали именно его, Казимира-Андрея Ягеллончика. Посольство от Сейма, уставшего от усобиц за два года безвластия, не застало его под Можайском, и догнало только здесь, под стенами московитской белокаменной твердыни. В высшей степени замечательное посольство, состоящее из полусотни хорошо вооружённых высокородных и образованнейших шляхтичей, в равной степени владеющих мечом и латынью.
Возглавлял их кардинал Збигнев Олесницкий, фактический правитель Польши в настоящее время. Производит впечатление добряка и выпивохи, что подчёркивают заплывшие глаза и отдающий в красноту нос, но холодные и цепкие глаза выдают человека расчётливого и при надобности жестокого.
– Присаживайтесь, ваше высокопреосвященство, – Казимир указал на кресло. – Давайте обойдёмся без церемоний, так как оба знаем, что нам нужно друг от друга.
– Спасибо, Ваше Величество, – кивнул кардинал. – О цели моего визита вам известно, и мне думается, решение вы уже приняли.
Великий Князь Литовский самодовольно погладил усы. А какое же может быть решение, если отец был королём Польши, старший брат был королём Польши, и другого претендента на престол магнатерия просто не видит?
– Да, ваше высокопреосвященство, оно принято, но у меня есть несколько условий.
Кардинал поморщился:
– Вы про личную унию?
– Именно про неё. Мои литовские подданные должны обладать теми же правами, что и польская шляхта.
– Даже схизматики?
– Моё дело править, а как вы будете бороться со схизмой, меня мало интересует. Но я не хочу волнений по пустякам.
– Вера в Господа нашего Иисуса Христа пустяк?
– Не придирайтесь к словам, ваше высокопреосвященство.
Казимир с тщательно скрываемым злорадством наблюдал, как изменилось лицо кардинала. Ну а что, неужели королю делать за католическую церковь её работу? Нет, король должен быть благостен и справедлив, и все несчастья исходят не от него, а от дурного окружения и плохих советников. Король хороший – магнаты плохие. И матерь наша католическая церковь пусть получит долю причитающейся ей ненависти, да хранит её Господь.
– Но вы, Ваше Величество, не станете возражать, если…
– С чего бы мне возражать, ваше высокопреосвященство? – не совсем вежливо прервал кардинала Казимир. – Я только порадуюсь, если среди моих подданных не станет розни и воцарится мир.