Как понял Казимир, само его высокопреосвященство в битву не стремилось. И судя по реакции собравшихся на проповедь, понял не только он один.
А над рекой гремело очередное порождение преисподней, на этот раз почему-то голосом евнуха из турецкого гарема.
Стюардесса по имени Жанна,
Обожаема ты и желанна!
Ангел мой неземной, ты повсюду со мной,
Стюардесса по имени Жанна!
Упоминание ангела кардинал не стерпел, и бросился к воде с криком:
– Диавол над верой глумится! Не позволю!
Толпа, воодушевлённая примером, бросилась за ним, но Великий Князь Литовский остался на месте. Невместно коронованной особе бегать за каждым дьяволом, и других забот хватает! И как будто сам Господь предостерёг от опрометчивого поступка – послышался грохот, сопровождаемый вспышкой. Следом ещё один… и тут же третий.
– А-а-а!!! – показалось, что многоголосый вопль ужаса обрёл плотность и чуть не опрокинул Казимира. – Дьявол явился! Бегите!
Обезумевший немецкий наёмник с зажмуренными глазами выскочил из темноты, врезался в Великого Князя, и отмахнулся от неожиданного препятствия алебардой. Лезвие проскрежетало по прочной кирасе, прорубила набедренник и застряло, чудом не дойдя до тела. Телохранители тут же срубили сумасшедшего, но выскакивали всё новые и новые слепцы, бегущие в сторону реки. Там тишина и спокойствие, там надежда на спасение!
Да, на другой стороне не нашлось решительного человека, способного пойти в атаку на демонов, и растяжки взорвались только после того, как некоторым удачливым беглецам удалось преодолеть воду вплавь. Удача, она дама ветреная и непостоянная…
Москва-река в районе Кремля неширокая и мелкая, метра два на стрежени, если не меньше, и Вадим с тревогой следил за поднимающимся уровнем воды. Он увёл лодку вверх по течению, чтобы спокойно переждать суматоху и потом вернуться в Нагатино, но вышедшая из берегов река указывала… В общем, перекрыли русло литвины собственными телами, массово утонув при попытке сбежать от облака ядовитого газа. Ну, не совсем облако и не совсем ядовитое, но его хватило для паники и побоища всех против всех. Не так себе это Кукушкин представлял, отчего чувствовал себя виноватым. Думал, посечёт осколками сколько-нибудь, а остальные просто сбегут куда подальше. В свою Литву, например.
– А хорошо получилось, боярин! – Волчок сидел в лодке с блаженной улыбкой, подставив лицо поднявшемуся солнышку. – Почитай треть потонула.
– Меньше, – покачал головой Аникита. – Не больше четверти.
– Да чего их, супостатов, жалеть-то? Лучше здесь потонут, чем мы кровушку лить будем. Оно так спокойнее.
– Да и правильно, – согласился Аникита. – А ты, боярин, не переживай, через три дни покойники помягчеют, запруду-то и прорвёт. Давнишние покойники оне не крепкие.
Вадим с трудом удержался, чтобы не сблевать за борт от какого объяснения.
– Как думаете, Казимир жив остался?
– А как же! Эту язву ничем не выведешь, шибко живучий поганец, – кивнул Волчок. – Небось уже к Вильне подбегает.
– Не меняя порток, – заржал Аникита. – Но вот те крест, боярин, есть примета такая – ежели за чей упокой при жизни выпить, то вскорости тот и помрёт. Верная примета!
Кукушкин дотянулся до фляги с коньяком и потряс её. Ага, больше литра осталось.
– Вообще-то я редко пью, но если за упокой Казимира… Чтоб он сдох, собака!
Глава 19
Холодные капли, упавшие на лицо, привели полковника в сознание. Перед глазами всё плыло, но он смог в полутьме разглядеть еловые лапы над головой, сквозь которые просачивалась непонятно откуда взявшаяся вода. Это шалаш и дождик снаружи? Но почему? Вроде был солнечные день и… и взрыв пороха в артиллерийском обозе!
Полковник попробовал встать, но получилось только с третьей попытки, да и закружившаяся голова отозвалась на усилие острой болью в висках и заставила лечь обратно. Не стошнило, и то хорошо. И ещё левая рука с плотно прибинтованными деревяшками привязана к груди.
– Есть тут кто-нибудь, чёрт вас возьми?:
После крика несколько веток ушли в сторону, пропустив дневной свет, и в шалаш заглянул Фёдор-первый, мокрый, но довольный.
– Очнулся, боярин?
– А ты сам не видишь? – раздражённо бросил Иван Леонидович. – Что со мной и где мы?
– Так у государыни Софьи Витовтовны гостим.
– Где?
– В лесу, вестимо где.
– Я как сюда попал?
– Принесли тебя, боярин.
– Фёдор, не зли меня! Распустились без меня, как вижу?
От несправедливого и незаслуженного упрёка с лица Фёдора сползла улыбка, и он принялся описывать эпические подвиги, совершённые им лично и Фёдором-вторым при спасении беспамятного боярина Ивана Леонидовича от злобных литвинов, ливонцев, тевтонцев, татар, гишпанцев и сарацин с маврами. По его словам выходило, что полковника собирались пленить, после чего сжечь на костре как колдуна и продать венецианцам на галеры. Лишь беспримерная отвага двух московских дружинников, бившихся над бездыханным телом с бесчисленными полчищами врагов, позволила продержаться до прихода подмоги.
– Федя, сарацины с маврами откуда взялись?
– Нешто я лжу скажу, боярин? Как набежали двунадесять языков, как пошла сеча лютая…