Отцовский договор

Папа молчит, но про себя думает, что сделай они небольшое усилие и продумай все заранее, подобной ситуации не возникло бы вообще. В его детстве мама делала бутерброды, брала с собой бутылку сока и несколько яблок, и это был их обед. Он с детьми готовы поесть где угодно. Дайте нам сосиску в тесте, больше нам ничего не надо. Или парочку чизбургеров из Макдоналдса. Мы их на ходу съедим и будем готовы продолжить прогулку. Но вместо этого они дружно ждут, пока мама отыщет адрес того веганского местечка, а потом начинают свой поход на Кунгсхольмен. Они проходят по Кларабергсгатан, минуют магазин алкогольной сети «Систембулагет», перед которым стоят несколько покупателей и тщетно пытаются уговорить персонал открыть им двери, хотя сегодня суббота, а на часах уже две минуты четвертого[54]. Они проходят мимо дежурной аптеки, по мосту пересекают Васагатан, проходят мимо очереди из хороших такси и очереди из плохих. Переходя по следующему мосту, папа вдруг вспоминает ночь, когда они гуляли тут, по уши влюбленные, они тогда только-только начали встречаться и им взбрело в голову, что нужно кинуть что-нибудь в воду. Они нашли гору уличных булыжников и оба кинули по три булыжника, каждый булыжник символизировал что-то в них, от чего они хотят избавиться; она бросила камень страха планирования, камень стыда и камень желания извиняться, даже когда не виновата. Он кинул камень самокритики и камень злопамятности. И стоя с последним из трех камней, понял, что не знает, что бы еще выкинуть.

– Может быть, ты хочешь выкинуть потребность все контролировать? – спросила она.

– Нет у меня никакой потребности все контролировать, – ответил он. – Во всяком случае, у меня эта потребность не больше, чем у кого бы то ни было. И даже если у меня есть потребность контролировать, разве это плохо? Вряд ли я бы без нее преуспел хоть в чем-то. Не будь этой потребности, я бы ничего не добился.

– Хорошо-хорошо, – сказала она. – Успокойся. Выброси что-нибудь другое.

Он стоял, держа в руке тяжелый прямоугольный булыжник. Камень поблескивал в лучах рассветного солнца. Он окрестил его перфекционизмом и швырнул в воду. Они отправились домой.

– А перфекционизм и потребность все контролировать – это случайно не две стороны одной медали? – спросила она.

– Только не для меня, – ответил он.

Семь лет спустя они проходят по этому мосту с детьми. Друг с другом они не разговаривают. Они поворачивают направо, все так же молча.

– Мы идем есть сосиски? – спрашивает старшая.

Они подходят к веганскому ресторанчику. Внутри приглушенный свет, столы темно-коричневого цвета, стены обиты деревянными панелями. Папе стыдно, что он усомнился в жене. Он думает про себя, какое же это счастье, что она у него есть. Без нее он превратился бы в своего папашу, питался бы креветочным салатом трехдневной давности, потому что его продавали по акции. Разгуливал бы в одной и той же одежде по десять лет. У него был бы древний телефон с аккумулятором, который разряжается за двадцать минут. (Приятельница? Какая приятельница? Что еще за приятельница? И почему голос у него был такой радостный?)

– Судя по виду, там неплохо, правда? – говорит жена.

– Правда, – соглашается он.

– А сосиски у них есть? – спрашивает дочь.

– Конечно, есть, моя хорошая, – отвечает мама.

– А кетчуп?

– Зайдем и узнаем, – говорит папа.

Он тянет на себя дверь. Заперто. Ресторан открыт по будням с десяти до пяти. Старшая начинает рыдать. Младший тоже начинает рыдать, потому что плачет старшая. Подъезжает синий автобус-«гармошка». У папы возникает желание выпустить из рук коляску, запрыгнуть в автобус и смыться. Вместо этого он выпускает из рук коляску и направляется к ближайшему магазинчику 7-Eleven, там покупает три сосиски: две детям, третью себе, заталкивает ее в себя прямо у кассы, чтобы избежать взглядов жены. Девушка за кассой смотрит на него.

– Эти я детям купил, – поясняет он.

Она кивает.

Они идут вверх по Хантверксгатан и натыкаются на кафе, в котором ни один из них раньше не бывал. Из тех безымянных сетевых кофеен, в которые ни он, ни она даже и не подумали бы пойти до рождения детей. Теперь же они подыскивают хороший столик с местом для коляски, папа идет к прилавку и заказывает салат с тофу жене, бутерброд и латте себе, смузи и шоколадное печенье детям. Жена слышит, что он заказывает, и оглядывается на него. Он просит заменить печенье на конфеты из сухофруктов.

– Ваше имя? – спрашивает парень за прилавком.

– Что, простите? – переспрашивает папа.

– Имя, – повторяет парень.

Он стоит с фломастером наготове. Сын задумывается ненадолго. Потом произносит одно из своих имен. Парень пишет имя на стаканчике и спрашивает, нужен ли папе чек.

* * *

Дедушка и туристка сидят на скамейке у Туннеля Вздохов и беседуют о различиях между городами. Она рассказывает, что живет в Ванкувере, Канада (именно так и называет: сначала город, потом страну), что работала несколько лет финансистом, а потом выучилась на медсестру и поступила на службу в дом престарелых.