Отцовский договор

– Ну все, с меня довольно, – говорит туристка, разворачивается и уходит.

По дороге домой дедушка приходит к выводу, что все-таки это счастье – быть волком-одиночкой. Он гордится тем, что другие люди ему не нужны. Люди – идиоты. Его младшая дочка – идиотка, потому что отменила обед, его сын – идиот, потому что хочет выкинуть отца на улицу, его бывшая жена – идиотка, потому что позволила их браку распасться, его первая дочь – идиотка, потому что умерла, его братья и сестры – идиоты, потому что общаются с ним, только когда им надо денег занять, а SL[55]– идиоты, потому что поезда на красной линии ходят так редко, а тот идиот с брекетами – и диот, потому что так громко орет в свой телефон, еще и апельсин ест при этом с открытым ртом, а та тетка с сумочкой – идиотка, потому что, кажется, не соображает, что кошелек у нее вытащить легче легкого, если вот так сумочку не закрывать, а машинист в метро – идиот, потому что тормозит так резко. Но главные идиоты, как ни крути, старые бабки-туристки, думает дедушка, когда медленным шагом идет через лесопарк к дому. Уродливые, постоянно курящие китайско-канадские бабки-туристки в одежде домашнего пошива, с практичной поясной сумкой и в ортопедической обуви, которые подходят к тебе и начинают болтать обо всякой чепухе, а потом намекают, что с ними можно переспать на этом их роскошном круизном лайнере, лечь рядом на тщательно застеленную кровать с тяжелым одеялом, обняться, дышать друг другу в спину, убаюкиваться дыханием друг друга: корабль огромный, никто не заметит, что в каюте, зарезервированной на одного, на самом деле два пассажира.

– Можешь спать на диване, – скажет туристка.

Но когда они придут в каюту, станет ясно, что она хочет, чтобы он спал в кровати.

– Ничего, если мы включим телевизор? – с просит он. – Мне нужен звуковой фон, чтобы уснуть.

– Ты и так уснешь, – скажет туристка и потащит его в постель.

И окажется права, он заснет без телевизора, а на следующий день у них будет роскошный завтрак со шведским столом, и корабль выйдет в море. Никто не будет горевать, что он пропал. Но ничего этого не случилось, и очень жаль, думает дедушка, опускаясь на диван. Это она должна теперь жалеть. Был у нее шанс, да сплоховала. Ночью ему снится, что кто-то пробрался в его тело, кто-то странствует по его кровеносной системе, кто-то берет в руки его сердце и начинает сжимать как маленькую птичку, медленно-медленно, все сильнее и сильнее, пока птичка не ломает шейку, а папа не просыпается рывком, белая футболка с рекламным принтом на нем насквозь промокла, хоть выжимай.

V. Воскресенье

Сын, который папа, успевает поваляться в постели до без четверти пять. Потом начинается воскресенье. Он ждет до девяти, чтобы позвонить папе, который дедушка. Никто не отвечает. Он звонит снова в четверть десятого. В двадцать минут. В двадцать пять. Наконец папа берет трубку.

– Как дела? – спрашивает сын.

– Я устал, – отвечает папа. – Очень устал. У меня ноги болят. В глазах туман.

– Чем занимаешься? – спрашивает сын.

– Футбол смотрю. Английскую лигу.

– Может, встретимся? – спрашивает сын.

Они договариваются о встрече в кафе, что находится наискосок от пиццерии на другой стороне улицы.

– Мне за тобой зайти или встретимся на месте?

– Там увидимся, – отвечает папа. – Захвати банковские бумаги.

Сын выходит из дома и направляется к своей конторе. В наушниках у него играет плейлист, с которым дорогу, обычно занимающую двадцать пять минут, можно пройти за двадцать. Музыка заставляет его чуть энергичнее нажимать на кнопку на светофоре, из-под ног при ходьбе летит облачко пыли, рот сжимается в линию, спина прямая, брови сдвинуты. Семнадцать лет. Все это тянется уже семнадцать лет. Дольше, чем он заботился о нас. Хотя что значит «заботился»? Как он о нас заботился? Приходил и уходил. Был рядом, а потом исчезал бесследно. Как-то они встретились в выходной и пошли вместе в кино. Через три месяца он объявился без предупреждения на игровой площадке. Еще через полгода зашел навестить их с двумя пакетами, доверху набитыми, как потом оказалось, нижним бельем для мамы. Потом могло пройти полтора года без каких-либо признаков жизни с его стороны. Потом он вдруг давал о себе знать и интересовался, почему сын не давал о себе знать. Потом пропадал еще на полгода. Четыре года подряд они не общались вовсе. Потом ему понадобился жилец в его однушку в центре, и они заключили отцовский договор. Папа переехал жить за границу и напоминал о себе, только когда ему нужна была помощь с денежными переводами.

В первый раз это случилось, когда сын гостил у друга в Берлине. Позвонил папа. Ему нужно было отправить деньги кому-то в Болгарию.

– Дело крайней срочности, – с казал папа. – Вышли их через «Вестерн Юнион» не позднее сегодняшнего дня.