Отцовский договор

В ответ она рассказала про танцевальные гастроли, приятель Адриана ездил по всей Швеции с труппой Рикстеатра, зарплату там платили шведскую, так что все танцоры накупили себе кучу барахла, и, когда пришла пора ехать домой, ему пришлось оставить целый чемодан.

– Ну он и попросил меня привезти его, – подытожила она. – Когда я в следующий раз поеду на Кубу.

Они все еще были в прихожей, сумка стояла между ними.

– Ты серьезно? – спросил он.

– А что такого? – переспросила она.

– Ты его хоть открывала?

– Это же не мой чемодан, – ответила она.

– Ты что, спятила? – возмутился он. – А если там наркотики?

– Да ну тебя.

Он прошел дальше в квартиру, не снимая обуви. Принес ящик с инструментами, которыми до этого пользовался, чтобы собрать кровать-чердак для ее сына и телевизионную тумбу, которая в ее доме так и осталась без телевизора.

– Перестань, – сказала она. – Это же не мой чемодан.

Она повторяла эти слова раз за разом. А он достал отвертку, плоскогубцы, молоток, который вообще-то был не настоящим молотком, а молоточком для отбивания мяса. Она оставила его в покое. Через десять минут замок был взломан. Он сунул руку в чемодан и начал исследовать его содержимое слой за слоем.

– Ну как дела у нашей ищейки? – прокричала она из кухни. – Нашел закладку? Было бы неплохо.

Он нашел спортивную одежду. Кроссовки. Наушники. Две большие упаковки птичьего корма. Но ничего противозаконного. Сестра посмеялась, когда он отступил.

– Вот видишь, – сказала она. – Все-таки людям можно доверять.

Но он не мог перестать думать об этом, а вечером перед ее отлетом на Кубу позвонил ей и умолял проверить подкладку у чемодана и посмотреть, не спрятано ли что-нибудь в упаковках с семечками для птиц.

– В птичьем корме ничего не спрятано, – ответила она.

– Уверена? – спросил он.

– Да, – ответила она. – Мне надо собирать вещи.

Она собрала вещи и уехала. А он представлял себе, как таможенники отводят ее в сторонку, обнаруживают, что вместо птичьего корма в упаковках лежит что-то совершенно другое, ведут ее в зал суда и приговаривают к смерти, ее должны расстрелять, приговор будет приведен в исполнение немедленно, у нее есть последний телефонный звонок, она звонит сыну, чтобы сказать, что любит его. Он сбрасывает ее звонок. Тогда она звонит брату и говорит, что это он во всем виноват. Но в итоге ей всего лишь пришлось заплатить за перевес. Адриан с приятелем встретили ее в аэропорту, приятель получил свой чемодан, сказал спасибо и, кажется, даже внимания особо не обратил на сломанный замок. Потом они с Адрианом расстались, и она уехала домой.

Почему у сестры все всегда шло гладко? Может, потому что папа свалил, когда она была совсем маленькой. Может, потому что она была создана, чтобы справляться с этой жизнью. Может, потому что сын, который был старшим братом, стал тем папой, которым папа никогда не был.

Брат снимает обувь и вслед за сестрой проходит на кухню. Он пришел первым. Ну конечно. Папа появится, наверное, через час. Абажур кухонной лампы сделан из подвешенных ножкой вверх винных бокалов. На черной магнитной доске над столом красуется несколько надписей: «You owe yourself the love you so freely give to other people»[62]и «All progress occurs because people DARE to be DIFFERENT»[63]и еще «Increase the peace»[64]. На холодильнике висят магнитики с младенческими фотографиями ее сына, который вот уже год как перестал быть частью их семьи. Глядя на них, он каждый раз думает, каково это – быть в разлуке со своими детьми, долго ли можно такое вытерпеть и что ты скорее будешь чувствовать: панику или облегчение. Она присаживается на корточки, чтобы проверить, готова ли лазанья.

– Хочешь об этом поговорить? – спрашивает он.

Она мотает головой и протягивает ему бокал с вином.

– Можешь хотя бы рассказать, что случилось? – говорит он.

– Скоро расскажу, – отвечает она. – Но прежде давай поговорим о чем-нибудь другом, мне нужно сначала зарядиться чем-то хорошим, чтобы я могла перейти к плохому.

* * *

Сестра, которая не мама, пытается не разрыдаться. Она спускается вниз, чтобы открыть брату дверь. Его черные кудрявые волосы зачесаны назад, и кажется, что на холоде они смерзлись. Пуховик на нем такой огромный, что ему и руки распахивать почти не нужно, чтоб обнять ее.

– Что стряслось? – спрашивает он, пока они идут к лифту. – Работа или бывший? Честное слово, я с ним разберусь, я его…

Она качает головой:

– И ты туда же.

Они входят в квартиру.

– Мой парень несет то же самое, – говорит она.

– Твой парень? – спрашивает брат. – Это который персональный тренер?

– Он не персональный тренер. Он учитель физкультуры.

– Хорошо, – говорит брат и берет бокал вина.

– И что ты так скривился? – спрашивает она.

– Ничего я не скривился, – отвечает он.

– Ты точно скривил лицо.

– Ничего подобного.

– Почему ты назвал его персональным тренером?

– Может, потому что знал, что ты скривишься, если я назову его учителем физкультуры. Расскажи лучше, что у тебя случилось, – отвечает брат.

– Нет, пожалуйста, давай сначала о чем-то другом, – отвечает она. – Расскажи что-нибудь. Что угодно.