Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

“Хорошо”. Друкер встал с койки, на которой он лежал. Альтернативой, очевидно, был расстрел на месте. “Куда мы направляемся?” он спросил. Они пару раз выводили его на допрос, что позволило ему немного увидеть Старгард, хотя там было не так уж много интересного.

Но у парня с лампой сегодня был другой ответ: “В Народный суд, вот куда. Они дадут тебе то, что ты заслуживаешь, паршивый предатель.”

“Я не предатель”. Друкер говорил то же самое с тех пор, как они схватили его. Если бы несогласные поверили ему, они бы отпустили его. Если бы они полностью ему не поверили, они бы застрелили его, когда убили его водителя. Они почти сделали это. “Что вы имеете в виду, Народный суд?” — спросил он, подходя к лестнице.

Охранники оба попятились. Они не собирались подпускать его достаточно близко, чтобы схватить винтовку или фонарь. Тот, что держал винтовку, сказал: “Народный суд, чтобы вершить правосудие для народа”.

“Чтобы дать сотрудникам то, чего они заслуживают”, - добавил другой парень.

Друкер устало сказал: “Я тоже не коллаборационист". Он тоже повторял это снова и снова. Если бы он просто сказал это, это не принесло бы ему никакой пользы. Но у него также была в бумажнике телеграмма от Вальтера Дорнбергера. Личное послание фюрера заставило задуматься даже несогласных.

Когда Друкер вышел на улицу, он был удивлен, увидев, что было раннее утро. Внизу, в подвале без окон, он потерял счет дням и ночам. Он тоже потерял счет тому, какой сегодня был день. Он думал, что пробыл в плену пару недель, но в любом случае мог освободиться на несколько дней.

Только несколько человек вышли на улицу в такую рань. Никто из них, казалось, не находил зрелище человека, идущего под дулом пистолета, каким-либо примечательным. Друкер задавался вопросом, что произойдет, если он позовет на помощь. На самом деле, он не задавался вопросом; у него была довольно хорошая идея. Никто бы ничего для него не сделал, а юнец со штурмовой винтовкой проделал бы в нем все дыры. Он молчал.

”Сюда", — сказал парень с фонарем. При дневном свете, даже при тусклом, облачном дневном свете Старгарда, это было бесполезно.

Здесь когда-то была табачная лавка. Витрина с зеркальным стеклом в передней части магазина была разбита. Друкер был морально уверен, что внутри не осталось ни грамма табака. Он потерял тягу к звездолету Ящеров, и она никогда не была слишком сильной — курить на верхней ступени А-45, находясь на околоземной орбите, было крайне непрактично. Однако, если бы не разбитое окно, табачная лавка выглядела почти нетронутой.

В задней комнате, вероятно, хранились товары, которые не были выставлены на всеобщее обозрение. Теперь там стоял стол и восемь или десять стульев, которые не подходили друг другу. Трое мужчин сидели по одну сторону стола. Друкер уже видел двоих из них раньше. Они допросили его. Третий, сидевший посередине, был одет в китель майора вермахта. Он был молод, но у него было лицо, похожее на стальной капкан: все острые края и углы, без юмора, без милосердия. Друкер удивлялся, почему он не служил в СС, а не в армии. Какова бы ни была причина, он боялся, что здесь его не ждет справедливый суд.

“Мы, народ рейха, представляем обвиняемого предателя Йоханнеса Друкера перед здешней коллегией правосудия", — сказал майор.

Друкера не пригласили сесть. Он все равно сел. Охранники зарычали. Майор сердито посмотрел на него, но ничего не сказал. Друкер сказал: “Все, что я когда-либо хотел сделать, это найти свою семью. Это не измена. Я тоже не сделал ничего, что можно было бы назвать изменой.”

Один из его следователей сказал: “Ящерица оказала вам услугу. С чего бы Ящерицам оказывать тебе услугу, если бы ты не был предателем?”

“Мы уже обсуждали это раньше”, - сказал Друкер так терпеливо, как только мог. “Они знали, кто я такой, потому что я летал на верхней ступени самолета А-45. Они захватили меня в космосе и держали там до тех пор, пока битва не закончилась. Я полагаю, они помогали мне, потому что фюрер был моим старым комендантом в Пенемюнде. Он был достаточно великодушен, чтобы послать мне эту телеграмму. Я слышал, что кое-кто из моей семьи может быть в Ной-Стрелице, поэтому попросил Ящериц подвезти меня. Я прошел пешком от Нюрнберга до Грайфсвальда. Если бы мне не пришлось снова ходить пешком, я бы этого не хотел. Это все. На самом деле все просто.”

Это было не так просто. Он ни слова не сказал о Мордехае Анелевиче. Если бы несогласные узнали, что он общался с евреем, он был бы покойником.

Судя по глазам молодого майора с суровым лицом, в любом случае он мог оказаться покойником. Офицер — очевидно, лидер этой группы несогласных — сказал: “Вы общались с врагом. Ни один настоящий гражданин рейха не должен иметь ничего общего с Ящерами ни при каких обстоятельствах.”