Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

Кеффеш приблизился к нему наискось. “Правильно ли я понимаю, что в ходе психологического эксперимента перед этим последним раундом борьбы с Дойче вы присудили женщине-тосевитке по имени Моник Дютурд крупную сумму денег?”

“Прежде чем я отвечу, позвольте мне ознакомиться с моими записями”. Феллесс так и сделал, затем сделал утвердительный жест. “Да, похоже, это правильно. Это имеет отношение к делу?”

“Так и есть, превосходящая женщина", — ответил Кеффеш. “Видите ли, у Моники Дютурд те же мать и отец, что и у Пьера Дютура, Большого Урода, с которым я вел значительный бизнес. Вы, конечно, знаете, как среди тосевитов эти связи имеют большое значение.”

“Действительно, знаю". Феллесс снова сделал утвердительный жест. “Я мог бы добавить, что вы хорошо делаете, что отмечаете их важность. Но я не совсем понимаю…”

“Позвольте мне объяснить", ” сказал Кеффеш. “Моник Дютурд в настоящее время испытывает определенные трудности с властями Франции, поскольку ее обвиняют в том, что она вступила в сексуальные отношения с немецким офицером, когда немецкие войска оккупировали этот регион. Французы, как вы также должны знать, стремятся уничтожить воспоминания о немецкой оккупации и наказать тех, кто помогал оккупантам и утешал их”.

“Да, я тоже это знаю”, - сказал Феллесс. “Гонка поощряет это, так как это повышает вероятность того, что французы будут зависеть от нас".

“В принципе, я это одобряю”, - сказал Кеффеш. “На практике трудности Моники Дютурд затрудняют Пьеру Дютуру ведение своего бизнеса".

“Возможно, это прискорбно, но…” Феллесс пожал плечами. “Почему это должно иметь значение для меня или для Расы в целом?” Прежде чем Кефеш успел ответить, она повернула к нему обе глазные турели. “Подожди. Каким бизнесом занимается этот Большой Уродец?”

Теперь Кеффеш заколебался. “Превосходная женщина, я же говорил тебе, что это вопрос некоторой деликатности. Надеюсь, я могу положиться на ваше благоразумие.” Он поднес руку ко рту и высунул язык, как будто пробовал имбирь на вкус.

Если бы Феллесс тоже не имела привычки пробовать, она, вероятно, не знала бы, что это значит. Как бы то ни было, она сказала: “Мне кажется, я понимаю”.

“Ааа". Облегчение наполнило шипение Кеффеша. “Я надеялся, что ты это сделаешь. Мне дали понять, что ты так и сделаешь.” Под этим он, без сомнения, подразумевал, что слышал о позоре Феллесса, вызванном имбирем. Он продолжал: “Если бы вы могли добиться снисхождения от французской, высшей женщины, вы бы не сочли меня неблагодарным. Вы бы тоже не сочли Пьера Дютура неблагодарным.”

Что именно он предлагал? Весь имбирь, который она могла попробовать? Что-то в этом роде, конечно. Ее обрубок хвоста дрожал от возбуждения. Она попыталась заставить его замереть. Изо всех сил стараясь казаться непринужденной, она сказала: “Я не даю никаких обещаний — кто может давать обещания там, где замешаны Большие Уроды? — но я посмотрю, что я могу сделать”.

“Я благодарю тебя, превосходящая женщина”. Кеффеш снова принял позу уважения. “Я не мог просить ни о чем большем. А теперь я больше не буду вас беспокоить.” Он вышел из комнаты.

Феллесс вернулся к меморандуму. Перво-наперво, сказала она себе. Но она не могла сосредоточиться. Ее мысли постоянно возвращались к Джинджер.

Наконец, вздохнув, она сохранила меморандум и начала пытаться дозвониться до французских властей. Это оказалось нелегко; связи между телефонной системой Гонки и телефонной системой Франции были еще слабыми. Наконец, однако, она добралась до чиновника с грозным титулом министра очищения. “Вы говорите на языке Расы?” — спросила она, задаваясь вопросом, где она могла бы найти переводчика, если бы он этого не сделал.

Но Джозеф Дарнанд сделал это, в некотором роде. “Я говорю на нем совсем немного”, - ответил он с сильным, но понятным акцентом. “Говорите медленно, если вам так угодно. Чего ты хочешь?”

“Я хочу, чтобы вы освободили одну заключенную здесь, в Марселе, женщину по имени Моник Дютурд”, - сказал ему Феллесс.

Она ждала, что Большой Уродец скажет: "Будет сделано". Но Дарнан действовал для всего мира так, как если бы Франция была такой же независимой не-империей, какой был Рейх до начала боевых действий. “Одну минуту, если вам будет угодно”, - сказал он. “Я сверюсь со своими записями”.

“Очень хорошо”. Феллесс едва ли мог сказать "нет" на это.

Это заняло намного больше времени, чем обещанный момент. Феллесс напомнила себе, что тосевитские системы поиска данных были гораздо менее эффективны, чем системы Расы. Ей пришлось напомнить себе об этом несколько раз, прежде чем Джозеф Дарнанд наконец вернулся на линию. Он сказал: “Я сожалею, старший научный сотрудник, что это будет трудно. Без сомнения, эта женщина поддерживала сексуальные отношения с немецким офицером — и не просто с любым немецким офицером, а с одним из их тайной полиции. Такое предательство должно быть наказано, если только нет какой-то жизненно важной причины для прощения”.