Озорник

«Спасибо, брат, я не забуду твою доброту! Я живу в махалле Тукли́. Приходи, будешь дорогим гостем», — говорил он со слезами на глазах.

Султан улыбнулся. Остальные громко рассмеялись.

Надвигался вечер. Старуха возилась у очага. Потом она в двух тыквянках принесла бузы и глиняные чашки. Попробовав выцеженную бузу, высокий парень протянул чашку Султану.

— Всем разлей, — сказал Султан.

Высокий взглянул на нас.

— С мальчишками обожди. Дай мулле, — сказал Султан.

— Нет, нет. Пейте сами. Мы не пьем. В учении аллаха сказано…

— Сгинь ты со своим учением! С каких это пор ты перестал пить? — обрушился на него Султан.

— А мы… мы уже зареклись..

— Недаром говорят: «Если вор стареет — монахом становится». Пей, тебе говорят! — крикнул Султан.

Мулла, смущаясь, взял в руки чашку. Почувствовав, что противиться бесполезно, зажмурился и сразу выпил всю бузу.

Перед гостями появилась шурпа[9]. Поели. Мулла, уже давно размотав чалму, перепоясался ею. Теперь уже он именем аллаха просил налить ему еще бузы.

Я встал тихонько и подмигнул Аману. Еле выпросив у старухи небольшую кошму и грязную подушку, мы прошли за юрту и улеглись там. Пьяная компания и не заметила нашего исчезновения. Несмотря на то что было уже далеко за полночь, веселье, шум, пьяные ссоры все усиливались. Пришли еще какие-то люди. Кто смеялся, кто бранился, а кто божился: «Клянусь именем аллаха, это все, что у меня есть. Если найдете еще хоть копейку, пусть меня аллах покарает».

Оказалось, что это издевались над муллой и обирали его.

Старушка, привыкшая к подобным попойкам, как ни в чем не бывало ходила от очага к юрте, прислуживая пьяным гостям и стараясь угодить им.

Наконец мы заснули. Не знаю, сколько я проспал, но проснулся оттого, что кто-то толкнул меня в бок.

В предрассветном полумраке я разглядел стоявшего надо мной муллу. Нелепо повязанная чалма его съехала набок, под глазами были подтеки.

— Вставайте, ребята, вставайте. Нам надо бежать, пока все крепко спят. Посмотрите, что они сделали со мной. До ниточки обобрали. Чует мое сердце беду…

Мы с Аманом тут же вскочили, кое-как умылись в арыке и уставились на муллу.

— Куда пойдем? — спросили мы в один голос.

— У аллаха много обиталищ. Все четыре стороны открыты.

Мы направились было к проезжей дороге, как, откуда ни возьмись, явилась старушка и преградила нам дорогу:

— Куда это вы собрались? Сначала расплатитесь за ночлег.

Мы с Аманом отдали обещанные деньги.

— Заходите еще, заходите… — беззубо улыбнулась старушка, зажав деньги в кулачке.

Так на заре мы опять вышли в путь. Теперь уже с нами был и битый мулла.

У пастухов

Через три часа мы добрались до кишлака Тепагузар. В только что открытой лавке запаслись едой и кое-какими вещами первой необходимости. Теперь у нас был фунт соли, два фунта сушеного урюка, шесть кукурузных лепешек, нитки, иголка. Все это обошлось нам в семь монет. Причем, долго покопавшись в складках своей одежды, четыре монеты заплатил мулла.

Через полчаса мы достигли Зеркального озера и, усевшись на его берегу под деревом, разломили лепешки и приступили к трапезе.

Тут мулла стал рассказывать о себе:

— Наш род идет от благородного бухарского рода. Сейчас мы живем в Ташкенте, в махалле Пуштихамма́м. Мои деды и прадеды из духовенства. Мой отец только одним словом «куф» реки поворачивал вспять, а от его слова «суф» слепой становился зрячим… И со стороны матери я знаменит. Она и сейчас гадает на бубне, умеет привораживать влюбленных. Для этого она пишет на глиняной посуде заклинание и посуду эту обжигает в тандыре.

Я много лет пытался разобраться в чародействе отца, но ничего из этого не вышло. Одни только неприятности нажил. На хлеб я стал зарабатывать тем, что на званых обедах своими танцами развлекал богатых юношей. Был я и карманщиком. Но эти занятия не подходят людям высокого рода. Слава аллаху, теперь я на верном пути. Хожу по кишлакам и лечу заклинаниями людей от разных болезней. Помогает ли это людям, не знаю, но дело это прибыльное. Жители многих кишлаков очень нуждаются в моей поддержке, — продолжал хвастаться мулла. — В одних местностях зовут меня ишаном, в других — учителем. А настоящее мое имя Мулла-Мухаммед Шариф ибн Мулла-Мухаммед Латиф ибн Гавси Агзам. Если мы втроем подружимся и вы будете меня почтительно называть «учитель», я буду считать вас своими учениками и последователями наших наставников. Я научу, как вы должны себя вести согласно шариату. Если до осени усвоите мои наставления, денег у нас станет в десять раз больше. И неплохо будет, если мы достойными, уважаемыми людьми войдем в город, — задумчиво произнес мулла и закончил свой рассказ так: — Наедине вы можете меня звать просто Шарифджан-ака. Все, что мы добудем, поделим на четыре доли. Две из них будут моими, и по одной — вашими. Если кто изменит нашему договору, пусть его вынесут ногами вперед[10]. Аминь!

Мы повернулись к востоку и повторили за ним молитву и поклялись.