Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Палінезійцы кінуліся ў ваду і, то плывучы, то ідучы ўброд сярод віроў, рухаючыся ад адной водмелі да другой, дабраліся да плыта. Кнут і Эрык суправаджалі іх. На плыце ляжалі падрыхтаваныя вяроўкі, і калі ён падняўся над апошнімі каралавымі глыбамі і сышоў з рыфа, астраўляне скочылі за борт і паспрабавалі ўтрымаць яго. Яны не ведалі «Кон-Цікі» і яго нястрымнага імкнення рухацца на захад. Плыт цягнуў іх за сабой зусім бездапаможных, і неўзабаве ён ужо з ніштаватай хуткасцю рухаўся цераз рыф і далей па лагуне. Дасягнуўшы больш ціхай вады, «Кон-Цікі», здавалася, крыху разгубіўся і пачаў азірацца, нібы ацэньваючы становішча, у якім ён апынуўся, і свае далейшыя магчымасці. Перш чым ён паспеў рушыць далей і знайсці выхад з лагуны, астраўлянам удалося абкруціць канец вяроўкі вакол пальмы на беразе. I вось «Кон-Цікі» застаўся ў лагуне на моцнай прывязі. Судна, якога не маглі спыніць ніякія перашкоды, праклала сабе дарогу цераз барыкаду і ўвайшло ва ўнутраную латуну вострава Рароіа.

Пад ваяўнічыя клікі з бадзёрым прыпевам «ке-ке-це-хуру-хуру» мы ўсе разам падцягнулі «Кон-Цікі» да берага вострава, які насіў яго імя. Прыліў дасягнуў вышыні, якая была на 120 сантыметраў большай, чым звычайны ўзровень вады. Мы думалі, што ўвесь востраў будзе затоплены.

Вецер падганяў хвалі, і яны ўзнімаліся па ўсёй лагуне, таму ў вузкія пірогі, якія залівала вада, мы змаглі змясціць толькі нязначную частку нашага рыштунку. Палінезійцам трэба было як мага хутчэй вяртацца ў вёску; Бенгт і Герман паплылі з імі, каб паспрабаваць дапамагчы маленькаму хлопчыку, які паміраў у адной з хацін у вёсцы. У хлопчыка быў гнойны нарыў на галаве, а мы мелі пеніцылін.

Наступны дзень мы правялі на востраве Кон-Цікі ўчатырох. Усходні вецер дзьмуў цяпер з такой сілай, што палінезійцы не маглі дабрацца да нас цераз лагуну, якая ўся была ўсеяна вострымі каралавымі рыфамі і мелямі. Вада за ноч крыху спала, але цяпер хвалі зноў раз’юшана набягалі доўгімі валамі, якія, нібы ўступы, імчаліся адзін за адным.

На другі дзень вецер пацішэў. Мы мелі магчымасць нырнуць пад плыт і пераканацца, што ўсе дзевяць бярвенняў былі цэлыя; вострыя выступы рыфаў толькі саскрэблі некалькі сантыметраў з іх ніжняга боку. Вяроўкі схаваліся так глыбока ў пазы, што ўсяго чатыры з іх былі перарэзаны караламі. Мы пачалі наводзіць парадак на плыце.

Пасля таго як мы прыбралі з палубы ўвесь хлам, расцягнулі, нібы гармонік, каюту, зрасцілі і паставілі мачту, наша гордае судна набыло больш прыстойны выгляд.

Удзень на небасхіле зноў паказаліся парусы: астраўляне прыехалі па нас і па астатні груз. Герман і Бенгт былі з імі; яны расказалі нам, што ў вёсцы рыхтуюцца да вялікага свята. Калі мы прыплывем на той востраў, дык не павінны выходзіць з пірог, пакуль сам правадыр не дасць на гэта дазволу.

Пры даволі моцным спадарожным ветры мы пераплылі лагуну, якая мела тут у шырыню шэсць міль. Мы са шчырым смуткам пазіралі на знаёмыя пальмы вострава Кон-Цікі, верхавіны якіх, пагойдваючыся, пасылалі нам апошняе прывітанне; але неўзабаве асобных дрэў ужо нельга было разгледзець, а потым і ўвесь востраў ператварыўся ў вузкую палоску зямлі, падобную на ўсе іншыя астраўкі, што раскінуліся ўздоўж усходняга рыфа. А наперадзе ўсё яскравей вырысоўваліся больш вялікія астравы. На адным з іх мы ўбачылі мол і дым, які ўзнімаўся над хацінамі сярод пальмаў.

Вёска, здавалася, зусім вымерла: не відаць было ні душы. Што там задумалі? На беразе за молам з каралавых глыбаў стаялі дзве адзінокія фігуры: адна — высокая і сухарлявая, другая — вялізная і тоўстая, як бочка. Калі мы падышлі, мы пачціва прывіталіся з абедзвюма. Гэта былі правадыр Тэка і яго намеснік Тупухое. Нам усім з першага позірку спадабалася шырокая сардэчная ўсмешка Тупухое. Тэка быў вельмі разумны чалавек і добры дыпламат, а Тупухое быў сапраўднае дзіця прыроды — на рэдкасць шчыры, поўны гумару і першабытнага здаровага розуму. Магутным складам і велічнымі рысамі твару ён дакладна адпавядаў вобразу палінезійскага правадыра, таму вобразу, які быў створаны нашым уяўленнем. I сапраўды, Тупухое раней быў паўнаўладным правадыром вострава, але паступова Тэка заняў першае месца, бо ён ўмеў гаварыць па-французску, лічыць і пісаць, і таму гаспадары шхунаў, што прыходзілі з Таіці па копру, больш не аблічвалі жыхароў вёскі.

Тэка растлумачыў нам, што мы павінны ўсе разам накіравацца ў вёску к дому для сходаў, і калі ўсе сышлі на бераг, урачыстая працэсія рушыла туды;

Герман ішоў наперадзе з флагам, які развяваўся на дрэўку гарпуна, а за ім — я паміж двума правадырамі.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии