Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Эрык і Герман убачылі ў празрыстай вадзе, як тыя набліжаліся, і выскачылі на вялікую каралавую глыбу; вугры пачалі звівацца вакол яе. Слізкія пачвары таўшчынёй з галёнку дарослага мужчыны былі ўсыпаны зялёнымі і чорнымі плямамі і нагадвалі атрутных змей; на маленькай галаве блішчалі злосныя змяіныя вочы, а зубы, вострыя, як шыла, мелі ў даўжыню два — тры сантыметры. Калі маленькія вёрткія галоўкі, звіваючыся, наблізіліся да сяброў, Эрык і Герман узмахнулі нажамі; галава аднаго вугра была адсечана, другі быў паранены. Кроў у вадзе прыцягнула цэлую чараду маладых блакітных акул, якія накінуліся на мёртвага і параненага вугроў, а Эрыку і Герману ўдалося пераскочыць на другую глыбу каралаў і ўцячы.

У гэты ж дзень я ішоў уброд да нашага вострава, як раптам хтосьці маланкавым рухам учапіўся з абодвух бакоў у маю шчыкалатку і моцна павіс на ёй. Гэта быў васьміног. Ён быў невялікі, але цяжка перадаць тое пачуццё агіды, якое я адчуваў, калі халодныя шчупальцы абвілі маю нагу і на мяне глядзелі лютыя маленькія вочы, што тырчалі на барвова-чырвоным слізістым мяшку — целе васьмінога. Я з усяе сілы дрыгнуў нагой, і васьміног, які не меў у даўжыню і метра, рушыў за ёю, але шчупальцаў не разняў. Відаць яго вабіла павязка на маёй назе. Я рыўкамі рухаўся да берага з агідным стварэннем на назе. Толькі пасля таго, як я дабраўся да краю сухога пяску, васьміног адпусціў мяне і пачаў павольна адступаць па мелкаводдзю; яго шчупальцы былі выцягнуты да берага, і ён не зводзіў з яго вачэй, нібы гатовы да новага нападу, калі я таго пажадаю. I толькі пасля таго, як я шпурнуў у васьмінога некалькі вялізных кавалкаў карала, ён паспешліва знік.

Разнастайныя прыгоды сярод рыфаў надавалі толькі пікантнасць нашаму шчасліваму жыццю на астраўку. Але мы не збіраліся векаваць тут, і пара было падумаць, як вярнуцца ў звычайны свет. За тыдзень «Кон-Цікі» прабіў сабе дарогу да сярэдзіны каралавага бар’ера, дзе цяпер і ляжаў, моцна засеўшы на аголеных рыфах. Вялізныя бярвенні, стараючыся пракласці сабе дарогу да лагуны, параспіхалі і абламалі даволі вялікія глыбы каралаў, але цяпер драўляны плыт засеў нерухома, і колькі мы яго ні цягнулі і ні штурхалі, усё было бескарысна. Калі б нам толькі ўдалося спусціць разбіты плыт у лагуну, мы маглі б, ва ўсякім разе, зрасціць мачту і аснасніць яго ў дастатковай ступені для таго, каб, рухаючыся з ветрам, пераплыць спакойную лагуну і паглядзець, што ёсць на другім баку яе. Калі на якім-небудзь з астравоў жылі людзі, дык хутчэй за ўсё на тым, што знаходзіўся далёка на небасхіле на захад, дзе атол выгінаецца ў падветраны бок.

Міналі дні.

I вось аднойчы раніцай хтосьці з нашых хлопцаў прыбег стрымгалоў і сказаў, што бачыў белы парус на лагуне. З самага высокага месца на ўзлеску мы змаглі разгледзець малюсенькую белую плямку, якая выразна вылучалася на фоне апалава-сіняй лагуны. Не магло быць ніякіх сумненняў, што гэта парусная лодка, якая толькі што адплыла ад працілеглага берага. Мы бачылі, як яна павярнула на другі галс. Неўзабаве паказаўся яшчэ адзін парус.

На працягу ўсёй раніцы яны паступова набліжаліся і павялічваліся ў памерах. Яны плылі проста да нас. Мы паднялі на верхавіну пальмы французскі флаг і размахвалі нашым нарвежскім флагам, які мы прывязалі да доўгай палкі. Адзін парус знаходзіўся ўжо так блізка, што мы маглі распазнаць пад ім палінезійскую пірогу з балансірам. Аснастка яе была больш сучаснага тыпу. Дзве карычневыя фігуры стаялі ў пірозе і глядзелі на нас. Мы замахалі рукамі. Яны памахалі ў адказ і падплылі проста да берага па мелкаводдзю.

— Іа ора на, — прывіталі мы іх на палінезійскай мове.

— Іа ора на! — хорам крыкнулі яны ў адказ, і адзін выскачыў з пірогі і пацягнуў яе за сабой, ідучы ў вадзе па пясчаным дне проста да нас.

Абодва госці былі ў еўрапейскім адзенні, але іх прыгожыя, стройныя целы былі карычневыя. Ногі ў іх былі голыя, а на галаве, ад сонца, яны насілі самаробныя саламяныя капелюшы. Палінезійцы дабраліся да берага і крыху няўпэўнена пачалі набліжацца да нас; але калі мы ўсе па чарзе, усміхаючыся, паціснулі ім рукі, яны заззялі шырокімі ўсмешкамі, паказваючы два рады асляпляльна белых зубоў; гэтыя ўсмешкі гаварылі больш, чым словы.

Наша прывітанне на палінезійскай мове здзівіла і падбадзёрыла нашых гасцей і ўвяло іх у зман гэтак жа, як мы былі падмануты самі, калі іх аднапляменнік з Ангатау крычаў нам па-англійску «добры вечар». Яны пачалі штосьці шпарка і горача расказваць нам па-палінезійску, і прайшло нямала часу, перш чым яны зразумелі, што іх красамоўства зусім не дасягае мэты. Тады яны змоўклі і толькі па-сяброўску ўсміхаліся, паказваючы на другую пірогу, якая падплывала ўсё бліжэй.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии