Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Другой вельмі важнай раслінай, якую вырошчваюць у Палінезіі і якую мы везлі з сабой на «Кон-Цікі», быў гарбуз у форме бутэлькі — Lagenaria vulgaris. Не менш важнае значэнне, чым сам плод, мела абалонка гарбуза — палінезійцы высушвалі яе над агнём і карысталіся потым як пасудзінай для вады. Гэтая тыпічная агародная расліна, якая зноў-такі не магла сама пераплыць акіян і распаўсюдзіцца ў дзікім выглядзе на астравах, была вядома і старажытным палінезійцам і першым жыхарам Перу. Такія гарбузы ў форме бутэлек, ператвораныя ў пасудзіну для вады, мы знаходзім у закінутых дагістарычных магілах на берагах Перу; імі карысталіся там рыбакі за шмат стагоддзяў да таго, як на астравах Ціхага акіяна з’явіліся першыя людзі. Палінезійская назва гэтага гарбуза, «кімі», сустракаецца і сярод індзейцаў Цэнтральнай Амерыкі, адкуль бярэ свой пачатак культура Перу.

У дадатак да рознай паўднёвай садавіны, што была з’едзена намі за некалькі тыдняў, перш чым яна паспела згніць, мы мелі з сабой трэцюю расліну, якая, гэтак жа як і салодкая бульба, адыграла найбольшую ролю ў гісторыі Ціхага акіяна. У нас было дзвесце какосавых арэхаў, якія давалі работу нашым зубам і забяспечвалі нас асвяжальным напіткам. Некаторыя арэхі неўзабаве пачалі прарастаць, і роўна праз дзесяць тыдняў пасля таго, як мы адплылі ад берагоў Перу, у нас з’явіўся паўтузін малюсенькіх пальмаў вышынёй 30 сантыметраў, парасткі якіх ужо распусціліся, утварыўшы тоўстыя зялёныя лісцікі. Какосавая пальма яшчэ ў дакалумбаўскую эпоху расла і на Панамскім перашыйку і ў Паўднёвай Амерыцы. Аўтар гістарычных хронік Аўеда[30]

піша, што какосавыя пальмы раслі ў вялікай колькасці на ціхаакіянскім узбярэжжы Перу, калі там з’явіліся іспанцы. К таму часу какосавыя пальмы даўно ўжо зелянелі на ўсіх астравах Ціхага акіяна. Батанікі пакуль што не маюць пэўных звестак адносна таго, якім шляхам яны распаўсюджваліся па Ціхім акіяне. Але адно зараз ужо ўстаноўлена. Нават какосавы арэх з яго славутай шкарлупінай не можа перабрацца цераз акіян без дапамогі чалавека. Арэхі, якія ляжалі ў нас на палубе ў кашах, заставаліся прыгоднымі для ўжывання і не трацілі здольнасці прарастаць на працягу ўсяго нашага падарожжа ў Палінезію. Але прыкладна столькі ж арэхаў мы палажылі сярод каробак з прадуктамі пад палубай, дзе вакол іх увесь час плюскацелі хвалі. Гэтыя арэхі ўсе да аднаго былі папсаваны марской вадой. А як вядома, ніводзін арэх не можа плыць па акія-не хутчэй, чым бальзавы плыт, які падганяецца ветрам. Пачыналася з таго, што вочкі арэха ўбіралі ў сябе ваду і рабіліся мяккімі, а потым праз іх марская вада пранікала ўсярэдзіну. Апрача гэтага, цэлая армія зборшчыкаў смецця сачыла па ўсім акіяне за тым, каб ніводзін плывучы прыдатны да ежы прадмет не мог перабрацца з адной часткі свету ў другую.

Іншы раз у ціхія дні сярод сіняга акіяна далёка ад усякіх берагоў мы бачылі побач з нашым плытом белае пяро птушкі. Адзінокія буравеснікі і іншыя марскія птушкі, якія могуць спаць на вадзе, сустракаліся нам за тысячы міль ад самай блізкай зямлі. Калі, падплыўшы да маленькага пяра, мы пачыналі яго ўважліва разглядаць, мы бачылі на ім двух — трох пасажыраў, якія з усімі выгодамі плылі туды, куды гнаў іх вецер. Як толькі «Кон-Цікі», нібы нейкі Галіаф, апярэджваў іх, пасажыры, убачыўшы новае судна, што рухалася шпарчэй і было значна большым, пакідалі свае месцы і як мага хутчэй перабіраліся па вадзе на плыт, а пяро плыло далей ужо ў адзіноце. Неўзабаве «Кон-Цікі» кішэў безбілетнымі пасажырамі. Гэта былі маленькія марскія крабы. Велічынёй з пазногаць пальца, а часам і куды большыя, яны з’яўляліся вельмі смачным ласункам для веліканаў на плыце, калі нам удавалася злавіць іх. Маленькія крабы выконвалі ролю паліцэйскіх на паверхні акіяна; яны доўга не думалі, калі бачылі што-небудзь спажыўнае. Варта было коку не заўважыць лятучую рыбу, што ляжала між бярвеннямі, як назаўтра на ёй ужо сядзелі восем або дзесяць маленькіх крабаў і частаваліся, жвава працуючы клюшнямі. Пры набліжэнні каго-небудзь з нас яны часцей за ўсё палохаліся, хутка ўцякалі і хаваліся, але на карме ў маленькай дзірцы ля калоды для рулявога вясла пасяліўся адзін краб — мы назвалі яго Юханесам, — які быў зусім свойскім. Разам з папугаем, нашым агульным любімцам, краб Юханес таксама быў членам нашай кампаніі на плыце. Калі вахтавы, седзячы ў сонечны дзень за рулём спінай да каюты, не бачыў побач з сабой Юханеса, ён адчуваў сябе вельмі адзінокім сярод бязмежнага прастору сіняга акіяна. У той час як іншыя маленькія крабы спалохана ўцякалі і хаваліся, як прусакі на звычайным караблі, Юханес смела сядзеў перад сваімі дзвярыма і, вылупіўшы вочы, чакаў змены вахты. Кожны з нас, выходзячы на вахту, прыносіў крошкі галет або кавалачак рыбы для Юханеса, і дастаткова было нагнуцца над яго нарою, як ён адразу ж з’яўляўся на парозе і працягваў лапкі. Ён клюшнямі збіраў крошкі з нашых пальцаў, бег назад у нюрку і, седзячы ўнізе ля выхаду, перажоўваў яду, нібы школьнік, які напхаў сабе поўны рот.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии