Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

З карабля ўбачылі б на карме плыта загарэлага барадатага голага чалавека, які цягне за пераблытаныя вяроўкі, шалёна змагаючыся з доўгім рулявым вяслом, або — калі надвор’е добрае — проста сядзіць на скрыні, дрэмлючы на гарачым сонцы, і злёгку прытрымлівае пальцамі ног рулявое вясло.

Калі Бенгта не было ля руля, то яго можна было знайсці ў дзвярах каюты, дзе ён, лежачы на жываце, чытаў адну са сваіх сямідзесяці трох кніг па сацыялогіі. Апрача таго, Бенгт выконваў абавязкі аканома і павінен быў штодзённа складаць меню. Германа ў любы час дня можна было бачыць літаральна ўсюды — на верхавіне мачты з метэаралагічнымі прыладамі, пад плытом у вадалазных акулярах за аглядам кіля або ў прывязанай да плыта гумавай лодцы, занятага паветранымі шарамі і нейкім дзіўным вымяральным апаратам. Ён быў у нас начальнікам тэхнічнай часткі і нёс адказнасць за метэаралагічныя і гідраграфічныя назіранні.

Кнут і Тарстэйн заўсёды штосьці рабілі са сваімі напаўсухімі батарэямі, паяльнікамі і схемамі. Для таго каб іх маленькая радыёстанцыя працавала сярод пырскаў і сырасці, на вышыні 30 сантыметраў над паверхняй вады, патрабаваўся ўвесь вопыт, набыты імі ў час вайны. Кожную ноч яны па чарзе пасылалі ў эфір звесткі аб надвор’і. Іх прымалі выпадковыя радыёаматары і перадавалі затым Метэаралагічнаму інстытуту ў Вашынгтон і ў іншыя адрасы. Эрык звычайна сядзеў на палубе, папраўляў парусы і сплятаў канцы вяровак; часам ён выразаў што-небудзь з дрэва або маляваў на паперы барадатых людзей і незвычайных рыбін. Штодзённа, роўна ў поўдзень, ён браў секстант і залазіў на скрыню, каб глянуць на сонца і вызначыць, колькі мы праплылі за мінулыя суткі. У мяне таксама хапала работы: я вёў суднавы журнал, пісаў справаздачы, збіраў планктон, лавіў рыбу, рабіў кіназдымкі. У кожнага быў свой занятак, свая работа, за якую ён адказваў, і ніхто не ўмешваўся ў справы другіх. Усе менш прыемныя работы, як вахта ля руля і прыгатаванне ежы, выконваліся па чарзе. Кожнаму даводзілася праводзіць ля рулявога вясла па дзве гадзіны днём і па дзве гадзіны ноччу. А абавязкі кока кожны з нас выконваў па раскладу дзённых дзяжурстваў. На плыце было не так многа законаў і правілаў: стоячы ўночы на вахце, неабходна абавязкова абвязвацца вяроўкай, выратавальная вяроўка павінна знаходзіцца на пэўным месцы, у каюце няможна есці, а «прыбіральняй» з’яўляецца толькі самы далёкі канец кармавога бервяна. Калі трэба было прыняць важнае рашэнне, мы на манер індзейцаў склікалі ваенны савет і, перш чым што-небудзь пастанавіць, усе разам абмяркоўвалі пытанне.


Звычайна дзень на борце «Кон-Цікі» пачынаўся з таго, што той, хго стаяў апошнім на начной вахце, раскатурхваў кока, і заспаны кухар, вылезшы на мокрую ад расы палубу, залітую ранішнім сонцам, перш за ўсё пачынаў збіраць лятучых рыб. Замест таго каб есці рыбу сырой, як гэта было заведзена ў палінезійцаў і перуанцаў, мы смажылі яе на невялікім прымусе, што стаяў унутры скрыні, моцна прывязанай да палубы перад дзвярыма каюты. Гэтая скрыня была нашай кухняй. Сюды не залятаў вецер — паўднёва-ўсходні пасат, ад якога цяжка было схавацца дзе-небудзь у іншым месцы на плыце. Толькі ў тых выпадках, калі вецер і хвалі занадта энергічна забаўляліся з полымем прымуса, драўляная скрыня загаралася; аднойчы, калі кок заснуў, усю скрыню ахапіла полымем, якое перакінулася на сцяну бамбукавай каюты. Але як толькі дым пранік у каюту, агонь быў зараз жа патушаны: на «Кон-Цікі» хадзіць па ваду было недалёка.

Ад паху смажанай рыбы рэдка калі прачыналіся тыя, што спалі ў каюце, і таму кок, згатаваўшы снеданне, пачынаў торкаць іх відэльцам або запяваў сігнал пабудкі, ды так фальшыва, што тут ужо ніхто не мог доўга вытрымаць. Калі паблізу ад плыта не было відаць плаўнікоў акул, то дзень пачынаўся з кароткага купання ў Ціхім акіяне, пасля чаго снедалі на адкрытым паветры на краі плыта.

Харч быў добры. Мы праводзілі два эксперыменты: адзін меў дачыненне да інтэнданцкага кіраўніцтва XX стагоддзя, другі — да Кон-Цікі і V стагоддзя. Першы дослед быў пастаўлены на Тарстэйне і Бенгце. Яны харчаваліся спецыяльнымі рацыёнамі ў маленькіх тонкіх пакетах, што захоўваліся ў каробках, якія мы пазапіхвалі паміж бярвеннямі і бамбукавай палубай. Дарэчы, Тарстэйн і Бенгт ніколі асабліва не ганяліся за рыбай і іншай марской ежай. Праз кожныя некалькі тыдняў мы развязвалі вяроўкі, якімі бамбукавая па“ луба была прымацавана да бярвенняў плыта, і даставалі новыя запасы. Іх мы потым моцна прывязвалі перад каютай. Шчыльны слой асфальту, што з усіх бакоў пакрываў кардонныя каробкі, вельмі добра ахоўваў іх, між тым як герметычна закрытыя бляшанкі, якія ляжалі побач без упакоўкі, былі папсаваны марской вадой, што ўвесь час плюскацела вакол нашага прадуктовага склада.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии