Падение с небес

– Нет, это многое значит, – покачала она головой. – И ты это сам знаешь.

– Я уйду от Марион.

– Разведешься? Да, Марк?

– Да, – в отчаянии сказал он. – Я попрошу ее дать мне развод.

– И ты думаешь, нам с тобой будет чем гордиться? В хорошем же свете я себя выставлю, когда с этим приду к отцу. А он как будет горд и счастлив! Явились – дочь-разведенка и сынок… у него больше нет сыновей, и он к тебе относится как к сыну… и сынок тоже выкинул фортель – взял и бросил жену. А о Джоне ты подумал? Ему будет чем гордиться? Подумай обо всех нас… И разве можно построить счастье на несчастье бедной девушки, которая когда-то была твоей женой?

При свете костра глядя ей в глаза, он понимал, что ее гордость прочна, как железо, а упрямство несгибаемо, как закаленная сталь.

Еще засветло Марк потихоньку оделся и, когда был совсем готов, подошел к колыбели и поцеловал сына. Ребенок во сне что-то проскулил, от него пахло теплом и молоком, как от новорожденного котенка.

Склонившись над Стормой, Марк подумал, что она тоже спит, но потом понял, что она просто лежит, уткнув в подушку лицо, чтобы подавить сотрясающие ее тело горькие беззвучные рыдания.

Она так и не подняла к нему головы. Он поцеловал ее в макушку и в шею, выпрямился и вышел в темноту. Мотоцикл завелся сразу, и он вырулил в переулок.

А Сторма лежала и слушала треск двигателя, удаляющийся в ночи, который вскоре совсем замер вдали, и остались только унылый шум прибоя и цоканье древесных лягушек за окном.

В лучах заходящего солнца Марк сидел на резной деревянной табуретке напротив хижины Пунгуша и в первый раз спрашивал его о том, о чем хотел спросить еще при первом знакомстве.

– Послушай, Пунгуш, расскажи-ка мне, как это случилось, что Шакал вытащил тонущего Нгагу из разбушевавшейся реки.

Зулус пожал плечами:

– А о чем тут рассказывать? Я обнаружил тебя, когда ты запутался в ветвях затонувшего дерева, совсем близко от берега, и по здравом рассуждении мне следовало уйти прочь, потому что ты был, без всякого сомнения, совсем мертвый Нгага и коричневая вода омывала твою голову.

– А ты видел, как я упал в реку?

Пунгуш ответил не сразу; он собирался с духом, чтобы признаться в том, что этого он не видел.

– Мне показалось, что ты просто ослеп от лихорадки и из-за этого упал в воду.

– А ты не видел человека, которого я убил, или человека, который стрелял в меня из винтовки?

Пунгуш мастерски скрыл свое изумление, однако отрицательно покачал головой:

– Я слышал выстрелы в долине… четыре, а может, пять, перед тем как нашел тебя в реке. Наверно, стрелял ты и тот, кто за тобой охотился, но людей я не видел, а дождь смыл все следы еще до того, как наступило утро. Тело мертвого человека унесла река, и его, скорей всего, сожрали крокодилы.

Они снова помолчали, передавая друг другу кувшинчик с пивом.

– А ты сам видел человека, который в тебя стрелял? – спросил Пунгуш.

– Да, – ответил Марк. – Но глаза мои от лихорадки и вправду ослабли, а кроме того, как ты сказал, шел сильный дождь. Трудно было хорошо разглядеть.

Хобдей стоял в зале у стены, в стороне от шумной, возбужденной толпы. Он стоял, крепкий и неподвижный, как скала, склонив голову на толстой борцовской шее. Глаза его были прикрыты – так огромная хищная птица приспускает на глаза светонепроницаемую мигательную перепонку. Только нижняя челюсть едва заметно двигалась, будто он что-то жевал, стискивая большие плоские зубы, и на скулах слегка ходили желваки.

Через весь зал, заполненный толпой, он внимательно наблюдал за Дирком Кортни, как верный бульдог за своим хозяином.

Высокий, с изысканными манерами, Дирк Кортни обеими руками пожимал руки каждого, кто к нему протискивался для того, чтобы уверить в своей поддержке и пожелать удачи. Взгляд его был открыт и спокоен, хотя он постоянно оглядывался на длинные столы, где происходил подсчет голосов.

Столы были, как всегда, разборные, которые уже не раз служили людям во время церковных праздников и свадеб.

Теперь за ними сидели члены счетной комиссии, а в парадные двери ледибургской церкви тем временем вносили привезенные из отдаленных районов последние урны с бюллетенями.

Ледибургский избирательный округ представлял собой весьма обширную территорию, и некоторые урны приходилось везти шестьдесят миль; и хотя голосование закончилось еще накануне вечером, а до полудня оставался всего час, результаты еще не были объявлены.

Медленно пробираясь сквозь толпу, окружающую огороженные веревкой столы для подсчета, Марк прошел туда, где сидел генерал Кортни.

Марк и его жена Марион уже три дня как прибыли из Чакас-Гейт специально для того, чтобы во время выборов предложить свою помощь. Помощников всегда не хватало, и Марион, нарезая бутерброды и разливая кофе, чувствовала себя совершенно в своей стихии; под руководством Руфи Кортни вместе с ней на кухне трудились еще два десятка женщин.

Марк же, как и другие партийные функционеры, прочесывал территорию Ледибургского округа. Словно отряд вербовщиков в армию, они охотились за упрямцами или фрондерами, не явившимися на выборы, и приводили их на избирательные участки.