– Ну ты и сволочь, – прошипел он сквозь разбитые губы.
И тут его понесло, словно шлюзы открылись, – бурным потоком хлынули ругательства, ядовитая грязь; бессмысленные непристойности повторялись снова и снова, в широко раскрытых глазах Хобдея сверкала беспомощная ненависть.
Марк поднялся, подошел к столу Шона и покрутил ручку телефонного аппарата.
– Коммутатор? – проговорил он в телефонную трубку. – Прошу вас, соедините меня с резиденцией мистера Дирка Кортни.
– Нет! – задохнулся Хобдей. – Не делайте этого!
Теперь ненависть его сменилась диким ужасом; казалось, его разбитое лицо сейчас распадется на части и останутся только разбитые нос и губы.
Марк и не подумал слушаться, и все в комнате услышали щелчок соединения, а потом кудахтанье далекого голоса, искаженного проводами и расстоянием.
– Резиденция его превосходительства, заместителя министра земельных ресурсов мистера Дирка Кортни…
Хобдей кое-как сполз с дивана, доковылял до стола и, выхватив у Марка трубку, с грохотом опустил ее на аппарат.
– Нет, – тяжело дыша от боли и страха, взмолился он. – Прошу вас, не делайте этого.
Он оперся об угол стола, скрючившись и прижав к груди сломанную руку; его изуродованное лицо дергалось. Остальные молчали: и Марк, и Руфь с Шоном – все они ждали, что он решит.
Хобдей повернулся и тяжело поплелся к дивану. Он рухнул на него и почти до колен опустил голову. В тишине слышалось только сиплое, со всхлипами дыхание.
– Ладно, – хрипло прошептал он. – Что вы хотите знать?
Словно просыпаясь от тяжелого кошмара, генерал Кортни встряхнулся, однако голос его прозвучал решительно и бодро:
– Значит, так. Марк, садись в мою машину, пулей жми в город и привези мне адвоката. Я хочу, чтобы это заявление было оформлено надлежащим образом. А я, как мировой судья и уполномоченный по приведению к присяге, засвидетельствую этот документ.
Марк остановил машину на посыпанной гравием подъездной дорожке, ведущей к большому новому дому Питера Боутса на окраине города.
В доме было темно и тихо. Но когда Марк принялся громко стучать в парадную дверь из резного тика, где-то в доме залаяла собака и окно наверху осветилось и со скрипом отворилось.
– Кто там? Что вам нужно?
Со сна голос Питера звучал раздраженно и не вполне разборчиво, как у пьяного.
– Это Марк! – прокричал он в ответ. – Вам надо немедленно ехать со мной!
– Боже мой, Марк, уже двенадцатый час! Нельзя подождать до завтра?
– Вы срочно нужны генералу Кортни!
Имя генерала возымело действие. Из спальни послышались приглушенные голоса – сестра Марион сонно выражала свои протесты; затем в окне снова появилась голова Питера.
– Хорошо, Марк, сейчас оденусь.
Поджидая Питера, Марк слушал, как в крышу автомобиля хлещет дождь, потоками стекая по ветровому стеклу, и думал, почему это ему пришло в голову позвать именно Питера Боутса. И скоро пришел к выводу, что, во-первых, он точно знал, где можно найти Боутса в столь поздний час. А во-вторых, ему очень хотелось, чтобы Питер лично присутствовал, когда они станут свергать его идола с пьедестала; очень хотелось показать Питеру, что Дирк Кортни – вор и убийца. Марк не мог отказать себе в этом удовольствии.
– Я заслужил хотя бы это, – прошептал он сам себе в темноте.
Парадная дверь дома открылась. Оттуда выбежал Питер, втянув голову в плечи под проливным дождем.
– Что случилось? – прокричал он в окошко «роллс-ройса». – Что-то серьезное? Стоило поднимать меня среди ночи?
– Серьезное, – ответил Марк, заводя двигатель. – Садись.
– Я поеду за тобой в своем «паккарде», – быстро проговорил Питер и побежал в гараж.
Питер Боутс сидел за большим рабочим столом генерала Кортни. Одевался он второпях и галстука не надел; небольшое брюшко, говорящее о том, что жизнь удалась, выпирало под белой рубашкой так, что та вылезла из-под пояса. Уже начинающие редеть рыжеватые волосы были встрепаны, и когда он склонялся к листу бумаги, сквозь них проглядывал розовый череп.
Писал он быстро, аккуратным, правильным почерком, и на лице его отражалось каждое новое потрясение, которое он испытывал, слушая то, что переносил на бумагу; щеки его были бледны, тонкие губы плотно сжаты.
Каждые несколько минут он останавливался и через всю комнату с недоверчивым изумлением смотрел на Хобдея, тяжело дыша, когда слышал очередное страшное признание Хобдея.
– Записал? – то и дело вопрошал генерал Кортни.
Питер торопливо кивал и продолжал строчить дальше.
Все остальные внимательно слушали. Генерал сгорбившись сидел в кресле возле огня. Глаза его были закрыты, и казалось, что он спит, но вопросы, которые он отчеканивал каждые несколько минут, были ясны и остры, как лезвие шпаги.
Марк стоял за его стулом, спокойный и сосредоточенный; лицо его ничего не выражало, хотя грудь переполняли гнев и ненависть.
Хобдей сидел на диване, наклонившись вперед, и говорил с сильным северным акцентом, глухо и монотонно, без особого энтузиазма описывая ужасы, совершенные Дирком Кортни и им самим.