Он рассказал не только об убийстве Джона Андерса. Убийств, как и прочих грязных делишек, оказалось много, очень много. Подделка государственных документов, подкуп крупных правительственных чиновников, прямое злоупотребление общественным положением… Марк вздрогнул и подался вперед, с ужасом слушая рассказ Хобдея о том, что два раза по приказу Дирка Кортни он пытался убить его, Марка.
В то время Марк не понимал, в чем дело, и не узнавал Хобдея, но теперь эта коренастая фигура связалась в памяти с загадочным и безликим человеком, который охотился за ним той ночью на взгорье, а также с другой фигурой, которую он видел сквозь пелену дождя и морок лихорадки. Рассказывая все это, Хобдей не поднимал головы, а Марк ни о чем не спрашивал. Создавалось впечатление, что, лишь начав выкладывать все начистоту, Хобдей уже не мог остановиться, желая очиститься от всей этой налипшей на него грязи; он словно получал теперь некое извращенное удовольствие, посвящая своих слушателей во все эти ужасы.
Они слушали его с отвращением и со страхом перед размерами всех этих злодеяний. Каждые несколько минут Руфь невольно вскрикивала, и тогда Шон открывал глаза, бросал на нее быстрый взгляд и снова опускал веки, прикрывая глаза ладонью.
Наконец Хобдей добрался до убийства Джона Андерса, и его рассказ до мельчайших подробностей совпал с рассказом Пунгуша. Марку было больно и вместе с тем противно слушать его излияния, но он не мог не задать один вопрос:
– Почему ты заставил его умирать медленно, почему не прикончил сразу?
– Все должно было походить на несчастный случай, – ответил Хобдей, не поднимая головы. – Только одна пуля. Случайно человек не стреляет в себя два раза. Я должен был проследить, чтобы он умер в свое время.
Гнев Марка не имел никаких пределов, а Руфь Кортни на этот раз, кажется, всхлипнула. Шон снова открыл глаза.
– Ты в порядке, дорогая? – спросил он.
Она молча кивнула. Шон перевел взгляд на Хобдея.
– Продолжай, – сказал он.
Когда все закончилось, Питер Боутс прочитал все записанное вслух дрожащим, а в особенно жутких местах замирающим голосом, переходя даже на шепот, так что Шону приходилось сердито прикрикивать на него:
– Читай громче, черт возьми!
Потом он переписал все набело в двух экземплярах, и Хобдей подписал каждую страницу, ставя на них неразборчивую закорючку, а под ним подписались все присутствующие. К последней странице каждой копии Шон приложил свою должностную восковую печать.
– Хорошо, – сказал он и положил верхний документ в железный сейф, встроенный в стену за его спиной. После чего обратился к Питеру: – Я хочу, чтобы вторую копию вы взяли с собой и зарегистрировали. Благодарю вас за помощь, мистер Боутс.
Он закрыл сейф и повернулся к остальным.
– Марк, позвони, пожалуйста, доктору Эйксону. Мы должны позаботиться о нашем свидетеле. Хотя, на мой вкус, я бы с большей охотой полюбовался, как он мучается.
Когда в Лайон-Коп приехал доктор Эйксон, было уже почти два часа ночи, и Руфь Кортни провела его в комнату для гостей, где лежал Хобдей.
Ни Шон Кортни, ни Марк не захотели присутствовать при этом. Они остались в кабинете, тихо сидя перед разожженным слугой камином. В окно бился порывистый ветер, хлестал дождь. Шон пил виски, и в течение часа Марк подливал ему дважды. Генерал устроился в своем любимом кресле, постаревший и усталый, сгорбившись от горя и обеими руками держа стакан.
– Было бы у меня достаточно мужества, я бы просто пристрелил его как бешеную собаку. Но он все-таки мой сын, и, сколько бы я этого ни отрицал, все равно в его жилах течет моя кровь, он плоть от плоти моей.
Марк промолчал. В комнату вошла Руфь.
– Доктор Эйксон сейчас занимается рукой этого человека, – сказала она. – Он пробудет еще час, а тебе, дорогой, давно пора в постель… я так считаю.
Подойдя к креслу Шона, она мягко положила руку ему на плечо:
– На сегодня с нас более чем достаточно, слышишь?
На столе вдруг резко, раздраженно затрезвонил телефон. Все вздрогнули и изумленно уставились на него. Прошло секунд пять, и телефон снова требовательно зазвонил. Руфь подошла к столу и взяла трубку.
– Госпожа Руфь Кортни, – тихо, почти с испугом сказала она.
– Миссис Кортни, скажите, миссис Сторма Хант ваша дочь?
– Да, это так.
– Боюсь, что у меня для вас плохие новости. Говорит главный врач больницы аддингтон в Дурбане. Ваша дочь попала в серьезную автомобильную аварию. Понимаете, сильный дождь, дорога грязная… Ее сын… ваш внук… погиб на месте. Слава богу, он не мучился, но ваша дочь находится в критическом состоянии. Если можете, приезжайте как можно скорее. Боюсь, она не доживет до утра.
Трубка выпала из рук Руфи, и она покачнулась, а лицо побелело как мел.
– О господи! – прошептала она.
Ноги ее подкосились, но на пол рухнуть она не успела: Марк подхватил ее и уложил на диван.
Шон подошел к болтающейся на проводе трубке.
– Говорит генерал Кортни, – прорычал он. – В чем дело?