Пальмы в снегу (ЛП)

В случае Густаво, который принадлежал к одному из оппозиционных движений, причины ареста были очевидны; что же касается Валдо, то он имел неосторожность крепко высказаться по поводу нового режима в присутствии бывшего полицейского, переодетого крестьянином, ставшего теперь шпионом Масиаса. Этого оказалось достаточно, чтобы бросить его в тюрьму. Во многих случаях действовала система доносов по самым абсурдным поводам; порой даже члены одной семьи доносили друг на друга, желая продвинуться по службе или свести старые счёты.

Благодаря постоялому притоку новых заключённых, Густаво и Валдо узнавали новости с воли; так им стало известно, что президент республики, и прежде обладавший капризным и подозрительным нравом, теперь окончательно помешался.

— Ну, а ты? Почему ты здесь оказался?

— Кто-то донёс, будто бы я жаловался на низкую зарплату.

— О да, это серьёзное преступление! — горько пошутил Густаво.

Чиновники никогда не знали, когда им выплатят жалованье и в каком объёме. Когда Масиас был в настроении, он выплачивал им кое-какие деньги из народных средств, хранившихся у него дома в ванной комнате, и правительственным служащим приходилось выстаивать многочасовые очереди, чтобы получить деньги, которые сам он считал плодом благотворительности «неустанного труженика на благо народа», как он предпочитал себя именовать.

— Мы здесь познакомились с одним человеком, которого посадили за то, что он возмущался качеством китайского риса... Правда, Валдо?

— И что же с ним случилось? — спросил Максимиано; в голосе его прозвучала безнадёжность.

— Перевели в другую камеру, — соврал Густаво.

Валдо устало привалился к стене. Он был сыт по горло дневными кошмарами и ночными стонами. Вот уже несколько недель он не плакал от боли и ярости, как сейчас Максимиано. Лишь одна мысль помогала ему терпеть удары кнута.

Он ещё не знал как, но однажды найдёт способ бежать.

— Скажи-ка, Лаха, кто изгнал испанских колонизаторов и империалистов из Экваториальной Гвинеи?

— Его превосходительство Масиас Нгема Бийого Ньеге Ндонг!

— Отлично. А кто покончил с происками испанского империализма 5 марта 1969 года?

— Его превосходительство, Великий учитель народного образования, традиционного искусства и культуры, неутомимый труженик на благо народа!

— А кто построил великолепные новые здания в Малабо?

Лахе вспомнился рекламный плакат с названием строительной компании на одном из этих зданий.

— Компания «Трансметалл»! — ответил он без малейших сомнений.

Учитель ударил его деревянной указкой. Лаха застонал и потёр пострадавшее плечо.

— Нет, — возразил учитель. — Это тоже сделал его превосходительство. Будь осторожен, Лаха. Через несколько дней он посетит нас лично и задаст тебе те же самые вопросы. Будет лучше, если ты ответишь правильно.

На следующей неделе Лаха и его товарищи, прекрасно усвоившие, что должны отвечать, натасканные перепуганными учителями, стояли возле парт и ожидали, когда откроется дверь класса, и они увидят предмет своего преданного обожания. В окно они увидели вереницу элегантных машин, составлявших кортеж президента. Однако минута тянулась за минутой, а в класс никто не входил.

Внезапно снаружи послышались крики и возбужденный гул голосов. Учитель первым бросился к окну.

Несколько телохранителей тащили под руки директора школы и троих его помощников, не желая слушать их объяснений и оправданий. Один из телохранителей потрясал в воздухе портретом президента — из тех, что висели в каждом классе, чтобы все могли полюбоваться из окон, что с ним сотворили.

Оказалось, кто-то нарисовал на шее Масиаса петлю.

Учитель сел за стол, продолжая дрожащим голосом вести урок. Лаха и его товарищи разошлись по местам, разочарованные, что не смогут лично познакомиться с Единственным чудом своей страны.

Несколько минут спустя Лаха посмотрел в окно и увидел знакомую фигуру. Он выскочил из-за парты и позвал учителя. Они снова прижались лицом к стеклу.

Другой учитель старших классов за что-то отчитывал четверых или пятерых юношей, среди которых был и Инико.

Учитель Лахи вышел из класса. Вскоре он присоединился к стоящим во дворе. Лаха не понимал, что происходит, но взрослые выглядели встревоженными. Они нервно размахивали руками, что-то объясняя ребятам, которые, несколько раз кивнув головой, тут же исчезли. Лаха оперся рукой о стекло, недоумевая, куда ушёл брат.

Вернувшись в класс, учитель направился прямо к Лахе. Наклонившись к мальчику, он прошептал ему на ухо:

— Скажи своей матери, чтобы увезла Инико в Биссаппоо. Будет лучше, если он останется там на какое-то время.

— Эй, ты! Что ты там делаешь?

Валдо, пораженный высотными зданиями Мадрида и сотнями машин, снующих по улицам, таким широким, каких он в жизни не видывал, выбрался из своего убежища и встал перед полицейским, уставившись себе под ноги.

— Я лишь хотел немного вздремнуть, — повинился он.

— Ишь ты! А ты неплохо говоришь по-испански. Откуда ты родом?

— Из Экваториальной Гвинеи, — повторил он в сотый раз после того, как его привезли в Испанию.

— Покажи документы.