Пангея приветствует тебя

Оставшись одна, Тана заскучала. Она по-прежнему была чуждой этому миру, и у нее не было здесь ни одного хоть сколь-нибудь важного дела — ну, за исключением того самого, которое так нравилось Мер-даланну. Усевшись на постели, Тана взяла со столика блюдо с фруктами и, отщипывая прозрачно-зеленые виноградины, попробовала вспомнить что-нибудь еще из своей прошлой жизни. Казалось — просто, закрой глаза — и все всплывет само, как щепка в воде. Но осколки видений, которые посещали Тану, были слишком бессвязными и непонятными, а она не могла привести их в порядок. Вот, например, кем был ей высокий мужчина с бледным лицом и колючим взглядом? Он всегда носил черное, и только черное, и кожа на лице казалась ненастоящей, так что невозможно было определить возраст ее обладателя. «Лорд праймархитектор», — внезапно вспомнила Тана. Эта маленькая победа обрадовала ее: будут и другие воспоминания, и потом все вернется на круги своя… Только нужно ли? У нее были какие-то отношения с этим Праймархитектором, скорее всего, он приходился Тане очередным любовником, одним из многих. А вот что у нее было с мужчиной, у которого холодные зеленые глаза и проницательный взгляд? Вспышкой скользнуло в памяти — она смотрит на него сквозь тонкие стенки бокала… Еще один любовник? Нет. Он другой, слишком отличается от Праймархитектора. И от него исходит странное ощущение нависшей опасности. Знать бы еще, кто этот человек…Но, подводя черту под всем происшедшим, Тана могла признать лишь одно: невзирая на все опасности и лишения, она по-прежнему была жива.

А если ты жива, рано или поздно у тебя будет шанс достичь цели путешествия.

Если, конечно, на пути к цели не потерять саму ее.

…От размышлений Тану оторвал деликатный стук в дверь, и еще через мгновение в образовавшуюся между створками щель шмыгнула девушка в одежде из светлой струящейся ткани.

— Моя госпожа, — последовал низкий поклон, — господин Мер-даланн, да будут долгими его дни, прислал меня, чтобы я помогла тебе принять омовение, одеться, причесаться… и развлечь беседой.

Тана не торопилась отвечать, рассматривая обещанную хозяином рабыню. Девушка была очень молода. Смуглая чистая кожа играла на щеках здоровым румянцем, черные волосы были заплетены в две косы и закручены в конусы по обе стороны лица, создавая впечатление толстых и коротких рожек. Как и все женщины великой степи, рабыня была коренастой, но молодость и, видимо, отсутствие детей, хранили довольно узкую талию и небольшую высокую грудь. В карих глазах Тана углядела непонятную напряженность, но ее можно было списать на некоторое смущение, которое люди частенько испытывают при знакомстве.

Девушка плотно прикрыла за собой дверь.

— Мер-даланн уже отбыл в храм? — наконец спросила Тана.

— Да, моя госпожа, — рабыня приблизилась, — ты позволишь причесать и одеть себя?

— Разумеется. Как твое имя?

— Эви, госпожа.

«Ну вот, самый подходящий момент завести подругу», — усмехнулась про себя Тана.

Подруг ей не хотелось. Откуда-то, из прошлой жизни, всплывало понимание того, что подруги — предают, постоянно делают гадости, и лучше таковых не иметь, чем потом в самый неподходящий момент обнаружить битое стекло в туфлях.

— Сейчас я принесу воду для умывания и новую одежду, — сказала Эви, окинув взглядом комнату, — старое платье, наверное, Мер-даланн испортил?

И улыбнулась жалко и смущенно.

Тана пожала плечами. Она понятия не имела, что там с платьем — казалось, снимала она его аккуратно, но если Эви принесет свежее, то можно будет и переодеться. Девушка выскользнула из комнаты, и через некоторое время вернулась с тазом и кувшином в руках. Обещанное платье она несла на плече, придерживая щекой.

— Я помогу госпоже, — тоном, не терпящим возражений, сказала Эви, но Тана упрямо вздернула подбородок.

— Благодарю, но я привыкла сама. Будь любезна, подожди за дверью, пока я приведу себя в надлежащий вид. А потом ты расскажешь мне последние сплетни.

Улыбка Эви из теплой стала ледяной, по большому счету не подобающей простой рабыне. Она молча вышла, аккуратно прикрыв дверь.

Тана же принялась за собственный туалет, сбросив тоненькую рубашку и оставшись в чем мать родила.

«Наверное, она обиделась», — лениво размышляла Тана, — «а я, вместо того, чтобы обзаводиться друзьями, похоже, наживаю врагов».

Вымывшись, она облачилась в принесенное одеяние — голубые тунику и шаровары из тончайшего шелка, затем выглянула из комнаты. Эви расхаживала туда-сюда по коридору, и за ней безмолвно следила оставленная у двери охрана (тут Тана, внезапно смутившись, подумала о том, что эти парни проторчали здесь всю ночь и поэтому имели весьма полное представление о том, чем занимался их хозяин — но также быстро успокоилась. Поди, не в первый раз все это. Привыкли).

— Эви! — позвала она, — теперь проходи, я с удовольствием разделю с тобой время.

Девушка встрепенулась и, цокая по камню каблучками длинноносых туфель, подбежала к Тане. Улыбка ее казалась теплой и вполне искренней.

…Они сидели на кровати, ели фрукты, и Тана внимательно слушала последние новости, а заодно и запоминала, что к чему в Зу-Ханн.