Пансионат

— Переоденьтесь, — звучит ее собственный, странно железный голос. — Оба. И уберите здесь. Рыжий-Рыжий.

— Почему я… — начинает было канючить он — и осекается, и, взяв сестру за руку, идет в другую комнату, выполнять.

Ирина встает и проходит в санузел. Черненькая девочка, чужой птенец, сидит на краю ванны и пристально смотрит на капли, срывающиеся по одной с набалдашника на конце неплотно привернутого крана. Как будто это бог весть как важно. Как если б от их ритмичного падения зависело все.

Ирина заворачивает кран, и девочка вскидывает неравновесно отчаянные, страдальческие глаза:

— Зачем вы?… я же загадала…

— Что?

— Нельзя говорить.

— Карина, — голос чуть мягче, но в нем еще то и дело лязгает железо, — идем со мной. Звездочка хочет подарить тебе свитер. И какое-нибудь платье, если подойдет. Хочешь?

— Не очень.

Какой несчастный, надломленный ребенок, думает Ирина. У Звездочки и Рыжий-Рыжего уже вроде бы прошло, затянулось, как след от лодки на поверхности пруда затягивает ряской. Кажется, они и не поняли до конца, насколько случившееся страшно, глобально и навсегда. Потому что их микромир — тот самый, за который теперь она отвечает одна — остался цел, несмотря ни на что. И в куда большей мере, чем ей казалось раньше, — благодаря Рыжему.

Она, конечно, не спрашивала Карину о ее матери. Спросила как-то у Михаила, и он ответил коротко: развелись.

Если он не вернется, у девочки не останется никого. И она знает.

Берет Карину за руку и выводит в комнату. Переодетые в сухое Звездочка и Рыжий-Рыжий ползают по полу, собирая полиэтиленовые обрезки. Оказавшись вплотную у ее ног, сын задирает подбородок:

— Мам, а можно не выбрасывать, а себе оставить? Я парашют сделаю.

— А я бабочку, — серьезно добавляет дочь. Ее разметавшиеся косички волочатся по полу, словно грива мультяшной лошадки.

Ирина кивает с усталым умилением:

— Можно.

Звездочкины шмотки Карине откровенно малы: странно, Ирине все время казалось, что девочки примерно одного роста. Она выбирает пестрый свитерок с завернутыми манжетами, если их отвернуть, рукава не будут казаться подстреленными. Карина меряет равнодушно, покорно поднимая и опуская руки.

— Это мое!!! — внезапно вопит над ухом Звездочка и, вцепившись в рукав, тянет свитер на себя.

Ирина стыдит ее, срываясь на крик; мгновенно, как акула на запах крови, подгребает Рыжий-Рыжий, выкрикивая какой-то свой компромат на сестру, — и опять остро не хватает Рыжего, который, конечно, в момент погасил бы и разрулил все это безобразие — двумя словами, одной улыбкой.

Хватит. Бессмысленно тосковать о Рыжем — теперь.

— Не будешь жадничать — куплю тебе что-нибудь вкусное в магазине, — обещает она дочке. — Прямо сейчас пойдем и купим.

Звездочка заинтересованно умолкает.

— И мне! — встревает Рыжий-Рыжий.

— И тебе, и Карине. Идемте!

…Дети убегают далеко вперед, и когда она выходит из пансионата, их уже не видно за поворотом и буйной разноцветной листвой. Ирина глушит в себе ростки паники: ничего не случилось и случиться не может, они прекрасно знают дорогу к магазину и не заинтересованы в том, чтобы с нее свернуть. Жарко. В воздухе стоит немыслимая, клаустрофобная духота, ворот блузки стискивает шею, даже когда уже расстегнуты несколько пуговиц. А детей она одела слишком тепло, вспотеют, хоть бы не продуло потом, по этой осенней погоде никогда не знаешь…

Заворачивает и видит на мгновение, как они мелькают перед следующим серпантинным поворотом — двое рыжих, одна черненькая. Трое моих детей. Ирина уже начинает привыкать.

К магазину она поднимается уже совершенно мокрая, хотя казалось бы, сколько там того подъема? — но жара и духота все сгущаются, наверное, все-таки будет гроза. Но в самом магазине прохладно, похоже, работает кондиционер. Дети сгрудились над прилавком и пристально всматриваются в витрину, словно команда ученых в окуляры микроскопов. Молодая черноволосая продавщица, в свою очередь, с исследовательским интересом наблюдает за ними. Завидев Ирину, направляет на нее цепкий хищный взгляд.

— Свеженькие батончики завезли, с орешками, — умильно сообщает она. — И леденечики со свистком, всем деткам нравится.

Откуда завезли, ошеломленно думает Ирина, каким еще деткам? Глаза у продавщицы совершенно черные, без зрачков, зато с радужными бликами от акриловой надписи «магазин» по ту сторону стекла. В улыбчивом рту сверкают абсолютно белые зубы, кажется, их больше, чем надо.

Дети замечают Ирину и оглушают ее разноголосым шквалом:

— Купи дракончика!!!

— Вон ту шоколадку!!!

— Конфетку со свистком!!!

— Божью коровку!!!

— Фломастеры!!!

— Мороженое!!!

Карина кричит вместе со всеми, и от этого у Ирины внезапно перехватывает горло, накатывают слезы, прорывается истерика; она с силой и болью закусывает губу. Слышит свой сдержанный, подчеркнуто твердый голос:

— Я куплю что-нибудь одно. Каждому. Определяйтесь.

Дети умолкают и снова утыкаются в витрину, битком набитую всякой дрянью. Откуда все это здесь берется? Можно ли считать функционирующий магазин доказательством того, что внешний мир существует, живет и благоденствует… что Рыжий вернется?!