Пансионат

И первый, сгорбившись и по-птичьи сложив плечи, неловко лезет в треугольную дыру. За ним ныряют стоящие ближе всех студенты, потом Иринин муж просачивается без потерь в своем дождевике, а мужчина в камуфляже бросает ругательство, зацепившись за сетку выбившимся из-под маскировочной шапки хвостом, потом пролезают ролевики, и коренастая Рысь оттесняет высокого, решительно ступая перед ним, а дальше, мимолетно повздорив насчет очередности, идут чиновник с актером. Он, Михаил, получается, последний. Замыкающий — сдержанно почетная роль.

Когда он выпрямляется по ту сторону решетки и осматривается: ничего ведь не изменилось?… все осталось как прежде? — передние уже прошагали сколько-то метров по внезапно голому склону, поросшему жухлой, прибитой дождем травой. Писатель движется впереди всех, выпрямившись, чуть откинув назад голову, на которой заметно недостает благородной седины, скрытой сейчас под смешной вязаной шапочкой.

И вдруг его силуэт размывается по краям, колеблется, плывет, словно клякса, в дождливом воздухе.

№ 31, стандарт, южный

(в прошедшем времени)

Им сказали не покидать кают вплоть до последующих объявлений. И Нина сидела неподвижно на самом краю койки, съежившись, обхватив колени руками. Рядом попискивала в коробке Зисси, она тоже сжалась в комочек, уткнувшись мордочкой куда-то возле хвоста.

А вот Анюте никак не сиделось на месте, она широким гренадерским шагом мерила туда-сюда тесную каюту, позабыв о своей морской болезни и прочих капризах путешествующей дамы, которые, не могла не признать Нина, очень ей шли, безукоризненно точно попадали в стиль. С момента отплытия Анюте постоянно чего-то не хватало, что-то не подходило и подлежало замене, в ресторане ее вечно не так обслуживали, а на палубе оставляли без должного внимания, чего она не могла потерпеть. Поначалу Нине было за нее стыдно, а потом она поняла, что так и надо, что и в этом тоже состоит отдельная прелесть путешествия дам в возрасте, удовольствие, ставшее доступным именно теперь. Нет, она, Нина, конечно же, ни в чем подобном не нуждалась, ее потребности вне дома вообще катастрофически съеживались под натиском врожденной деликатности — но к Анютиным новым причудам относилась снисходительно, как всегда.

А потом случилось все это. И они обе перестали что-либо понимать.

— Пойти к капитану, — заявила Анюта, притормозив напротив иллюминатора. — Немедленно. И потребовать!

— Чего? — аккуратно спросила Нина.

— Хотя бы разъяснений! А потом…

— Но они объявили же, что сообщат… Капитан сейчас очень занят, наверное.

— Разумеется! Он так занят, что о нас с тобой вряд ли вспомнит. И пойдем на дно вместе с этим плавучим гробом, вот увидишь!.. пока они там займут все шлюпки.

Нина слабо улыбнулась. Если слушать Анюту с ее смутно знакомыми, родом из кинофильмов их юности, репликами, видеть ее драматические (алый шелковый рукав халата падает складками к локтю воздетой руки) жесты, если принять мир в ее преломлении, полном преувеличенных условностей, — то становилось легче. В Анютиной версии любая катастрофа отдавала заведомой театральностью, а значит, не имела отношения к жизни. И тем более к смерти.

В иллюминатор плеснула волна, пена растеклась по стеклу с той стороны, будто море расплющило о него свой любопытный нос. Нина никогда раньше не путешествовала морем, и ее сразу пленил этот эффект, подчеркивавший внутреннюю отдельность и уют их маленькой каюты. Здесь ничего не могло случиться, она глубоко прочувствовала это в самом начале пути — и уже ничего не боялась.

А оно взяло и случилось. Неизвестно что. И это было несправедливо, обидно, как в детстве, когда не сбывались самые верные приметы и не происходили однозначно предсказанные чудеса. И чувство жгучей, щипающей горло обиды тоже пересиливало пока страх.

Но он уже готов бы прорваться. Вот-вот.

— Про пассажиров вспоминают в последнюю очередь, — зловеще изрекла Анюта. — Особенно про немолодых дам.

И в этот момент затрещало. Нина и Анюта синхронно, будто их дернули за одну ниточку, вздрогнули, коротко гавкнула деморализованная Зисси. Но это просто заработала внутренняя связь. Чтобы, возможно, дать какую-то надежду.

— Уважаемые пассажиры кают, расположенных по правому борту, — сказал механический голос, почему-то мужской, что внушало отдельную тревогу. — Просим вас подготовиться к эвакуации. Оденьтесь как можно теплее, возьмите с собой документы, деньги, ювелирные ценности и предметы первой необходимости в количестве одной единицы ручной клади на человека.

— Чего? — переспросила Анюта.

— Можно одну сумку, — вполголоса пояснила Нина.

— А кофр?

— Не знаю. Слушай.

Но больше им ничего не сказали — только призвали четко соблюдать указания и сохранять спокойствие. Голос умолк, растворившись в треске, затем затих и треск, и в образовавшемся безмолвии донесся извне глухой протяжный стон, совершенно нечеловеческий, так мог стонать то ли корабль, то ли само море. Зисси прижала ушки и заскулила.

— А мы на каком борту? — спросила Анюта.