Пансионат

По аллее навстречу Марьяне идут две старушки, они торопятся, опаздывают на завтрак. Маленькая собачка семенит рядом, привязанная за ошейник чем-то длинным и красным — поясом халата? Интересно, почему она вернулась оттуда. И как она вернулась?

Запрещенная мысль находит лазейку и серебристой струйкой ныряет в нее, тут же растекаясь широким ртутным зеркалом, которое уже не загнать обратно. Стас. Он тоже ничего не понимал, но он один с самого начала хотел, стремился понять. Единственный, не такой, как все. Они говорили, будто идут разыскать его и спасти. Они обманывали себя и друг друга, как всегда: на самом деле они пошли туда только потому, что больше невыносимо было оставаться здесь. А Стас пошел, потому что хотел знать. Разительная, вопиющая разница — но никто из них, оставшихся, ее в упор не видит.

Японец?…

Старушки уже совсем близко, вряд ли они, спеша на завтрак, захотят останавливаться и разговаривать, но Марьяна все-таки сворачивает на боковую дорожку, вымощенную когда-то битой плиткой, похожей на чешуйки еловой шишки. Чешуек осталось немного, в прогалины и щели между ними проваливаются каблуки, ну почему у нее не оказалось с собой никакой удобной обуви? Она забирает еще направо, на тропинку, усыпанную листьями, здесь идти становится легче.

Нет, японцу все равно. Он обдумывает что-то свое, и ему совершенно безразличен Стас, живой или нет.

Живой.

Марьяна сглатывает, прикрывает глаза, отводит прядь от щеки. Кажется, прошло, отпустило. Можно идти дальше.

В этой части парка она еще ни разу не была. Высокая вертикальная скала обрубает обитаемую землю пансионата куда убедительнее, чем колючая проволока там, с другой стороны. Скала нависает над морем, четкая против солнца, она словно собрана из разноцветных фрагментов-кирпичиков, от светло-кремовых до почти лиловых. В черных щелях между ними держатся неизвестно за что чахлые кустики, сухая трава и маленькие деревья. На острый выступ яркого терракотового цвета садится большая чайка.

Марьяна подходит к самому основанию скалы. За несколько метров до нее на тропинке начинаются вкрапления больших слоистых камней, один из них, самый большой, похож на спящую слоновую черепаху. Марьяна присаживается на ее панцирь, шершавый и растрескавшийся по краям, а сверху отполированный почти до блеска: здесь, наверное, часто отдыхали… раньше. Камень холодный, но она же посидит совсем чуть-чуть — и все.

Море сегодня ярко, неправдоподобно синее, почти как… Марьяна вздрагивает, вспомнив. Нет. Совсем другой, куда более естественный оттенок.

Чем руководствовалась та сила, которая выбрала их с Анькой, их двоих из всех? Кто мы такие, чтобы начинать сначала? А если посмотреть на всех остальных — не считая Стаса, он слишком не такой, другой, отдельный, чтобы его считать, — неужели не очевидно, что все снова пойдет по тому же пути, по кругу, вернется опять к той же точке, за которой уже нельзя!.. только, наверное, гораздо скорее, скорость ведь определяется радиусом, охватом, масштабом. То же самое, разве что мельче в разы, в миллион раз. Но тогда зачем?!..

От камня-черепахи идет мощный, пронизывающий холод, Марьяна пытается подоткнуть мини-юбку, хоть в этом и нет никакого смысла. Опасно так сидеть, опасно по-женски, ты же знаешь, ты же врач. Она встает, потягивается на цыпочках, разминая успевшие затечь ноги, а затем, неловко ступая на каблуках, подходит к самой скале. Касается ладонью желтого камня — солнечного на вид и тоже ледяного на ощупь. С камня вспархивает невидимая раньше, парадоксально живая желтая бабочка.

Марьяна спускается по склону вдоль скалы, мимолетно придерживаясь за выступающие камни — до самого обрыва. Видно, как заканчивается внизу неровным краем набережная, странная, как любая никуда не ведущая дорога. Дальше — только месиво камней и мелких скал, между которыми закручиваются грозными бурунами не такие уж и высокие сегодня волны. Марьяна смотрит вниз. Возвращается утреннее полетное чувство, но теперь в нем терпко чувствуется что-то запретное и неправильное.

А волны крутятся внизу, сбиваясь в клочья пены, взрываясь маленькими брызгами и откатываясь назад. Выносят на плоский камень, ярко-зеленый и блестящий на солнце, что-то темное, большое, длинное. Забирают обратно. Вертят в пене между скал…

Марьяна нагибается, держась за выступ скалы. Так низко, как только может. Всматривается в волны.

Конечно, это человек. Мертвое тело. Труп.

Море уже выносило здесь труп, вспоминает она, мертвую девушку, ее нашли чиновник с актером. Вполне естественно, что после мировой катастрофы вокруг нас так или иначе присутствует смерть. Непонятно, почему так редко и мало, думает Марьяна с поразительной для себя самой беспощадной жестокостью. Хорошо, что Анька не слышит.