Пансионат

Ермолин распустил, наконец, шнурок на вороте, оттянул мокрую душную горловину, судорожно вдохнул. Сырой холод ударил в лицо, воздух извилистыми змейками просочился в ноздри и в легкие, пропитывая тело насквозь уже почти здоровым, лесным запахом залитого дождем костра.

— Ермолин, Александр Павлович.

Они пожали друг другу руки, и на странно белеющей в темноте ладони актера остался черный след. Спасский машинально вытер ладонь о штаны. Прищурился, глядя поверх головы Ермолина:

— Хотелось бы знать, как оно там… многие ли спаслись. Девочки наши… молоденькие же совсем девчонки…

Ермолин пожал плечами. Подумал, как все-таки хорошо, что он ехал один. А впрочем, он же всегда один… и это само по себе имеет некоторые плюсы.

— У молодых обычно больше шансов, — сказал он.

Вдали причудливой горизонтальной свечкой пылал состав, там еще было чему гореть и стопроцентно не было уже кого спасать. Ермолин переступил с ноги на ногу, чавкая в ледяном болоте. Черт его знает, а может, сюда и вправду не дойдет. Пальцев ног он почти не чувствовал.

— Только переждать, пока прибудут МЧСники, — пробормотал он.

— Вы думаете, они прибудут? — голос актера Спасского звучал саркастически.

— Разумеется, — уверенно сказал он. — Надо же как-то закрывать документацию. Рапортовать о принятых мерах и тому подобное. И так лажанулись в их конторе по полной программе.

— В смысле?

— Должны же были сигнализировать, — пояснил непонятливому актеру Ермолин. — Спустить на места предупреждение о пожароопасной обстановке, информацию об очагах возгорания… Бардак, везде бардак.

— Это точно.

— А задним числом, конечно, засуетятся. Еще на вертолете улетим отсюда, если не проморгаем момент.

Спасский недоверчиво повел бровями, но возражать не стал. Самому же Ермолину только что высказанное сразу перестало казаться убедительным: бардак не имеет логики, только тотальную энтропию без правил, нарастание хаоса и разрушений, потерь и человеческих жертв. Черт его знает, каков масштаб этого всего уже теперь. В черной воде под ногами отражались оранжевые блики, и казалось, что пылает везде, со всех сторон.

— Мы не знаем, — озвучил его мысли Спасский. — Ни территории бедствия, ни вообще его масштаба.

И, помолчав, продолжил:

— Меня бы не удивило, если б… это было уже всё.

— То есть? Конец света?

Ермолин не услышал в собственном голосе иронии. Максимум сдержанный деловой интерес.

— Что-то в этом роде. Согласитесь, бардак, равно как и все в этом мире, имеет критическую массу. И лимит давно превышен, вам не кажется, Александр Павлович?

Ермолин вскинул голову и огляделся по сторонам. Шагнул вперед, раздвинул ветви кустарника, мешающие обзору. Сморгнул, прищурился, провел тыльной стороной ладони по заслезившимся глазам.

— Юрий Владиславович… Вы видите?!

С противоположной стороны тоже вставало над тьмой рыжее зарево, горело действительно повсюду, смыкалось и съеживалось пылающее кольцо, — и думать о каких-то министерских вертолетах было столь же бессмысленно, как ожидать бога с машины, или как оно там называется у них в театре.

Спасский вздрогнул.

— Вы видите? — повторил он те же слова, но с другой интонацией, словно предлагая оценить по достоинству свою правоту.

Тем временем Ермолин уже шагал вдоль оврага, с трудом вычавкивая ноги из липкой тяжелой грязи, шагал не потому, что это имело какой то смысл, а единственно оттого, что оставаться на месте и ждать, пока сомкнется кольцо, было совсем уж невыносимо. Услышал за спиной поспешное хлюпающее чавканье: Спасский догнал, пошел рядом.

— Но пока мы с вами еще живы. И единственное, что можно противопоставить бардаку и хаосу — это самоорганизация, — заговорил он в такт непристойным звукам у них под ногами. — Вот вы, Александр Павлович, если не ошибаюсь, хозяйственник… ответственный сотрудник?

— У вас есть предложения? — отозвался Ермолин.

— Да. Прежде всего необходимо собраться вместе… разыскать тех, кто…

В сущности, он говорил дело, и вообще мыслил на удивление трезво для актера, признал Ермолин; возможно, потому что такие, как он, всегда подразумевают некоторую условность декораций, умозрительный характер любой смертельной угрозы. В чернильной темноте, очерченной неровными линиями пламени, было невозможно определить на глаз расстояние… до конца.

Потянуло новым удушливым дымом, и Спасский закашлялся на полуслове.

— Допустим, — начал было Ермолин…

И в этот момент прямо перед ними выступили из кустарника две темные фигуры. То есть три, поспешно поправился в подсчетах он. Безликие силуэты с оранжевой подсветкой по краю на темном фоне.

— Вы с поезда? — отрывисто спросил один из них.

В его глухом голосе слышалось что-то странное, недружественное, и прежде, чем ответить, Ермолин обернулся к Спасскому. Тот смотрел прямо и торжествующе: вот видите!.. актеры доверчивы, как дети. А с другой стороны, что с нас взять? — мой дежурный командировочный чемоданчик со сменой белья и парой чистых носков…

— Допустим, — осторожно сказал он.

Те трое переглянулись. И один из них сказал:

— Следуйте за мной.

(настоящее)