Читаем Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера полностью

Черчилль в сопровождении Осборна встретился с Пием XII на следующий день после кончины Мальоне. Перед этим монсеньор Тардини, обсудив с папой предстоящий визит, набросал список вопросов, которые понтифик хотел бы затронуть в беседе с британским премьером, затем его перевели на английский. Основная часть вопросов касалась политической ситуации в Италии, и первой значилась проблема монархии. Виктор Эммануил два десятка лет поддерживал Муссолини и фашистский режим, и теперь существовал риск отстранения династии, некогда основавшей Итальянское королевство. Папа намеревался заявить британскому премьеру, что монархию нужно сохранить, так как «переход от монархической системы к республиканской лишь усугубит нынешние несчастья страны, обострит существующие разногласия и подготовит почву для народных волнений». Кроме того, папе очень хотелось обсудить свои главные страхи: «Коммунизм – весьма серьезная опасность, нависшая над итальянским народом. Она особенно сильна именно сейчас, когда народ пребывает в нищете, голодает и сильно недоволен происходящим». Папа намеревался предупредить собеседника, что остроту коммунистической угрозы удастся приглушить только в том случае, если союзники предоставят Италии масштабную экономическую помощь.

Понтифик хотел также поговорить о тревожных сообщениях из Южной Италии, где союзники разрешили государственным школам отказаться от преподавания католицизма. Папа жаловался, что подавляющее большинство членов Комиссии по образованию, созданной союзниками, не являются католиками. Под предлогом привлечения к работе антифашистов комиссия обращалась за рекомендациями к «итальянским интеллектуалам, известным своими антикатолическими настроениями, хотя на самом деле они составляют ничтожное меньшинство по сравнению с огромной массой образованных итальянцев-католиков». Папа считал, что вместо этого союзникам нужно консультироваться с церковными властями, особенно в вопросах подбора подходящих учебников для государственных школ.

Далее папа намеревался обсудить с Черчиллем свою озабоченность будущим Латеранских соглашений, которые Ватикан подписал с Муссолини 15 лет назад: «Некоторые утверждают, что Латеранские соглашения заключались с фашистским режимом, а следовательно, подлежат ликвидации вместе с ним». Переделывая историю (эта практика быстро стала стандартной в Ватикане), папа должен был показать, что фашистское правительство Италии никогда не отличалось благожелательностью в отношении церкви. Он собирался настаивать на том, что соглашения заключались не между церковью и Муссолини, который вел переговоры и подписывал документ, а между церковью и королем Италии.

Наконец, папа очень хотел, чтобы союзнические власти что-то предприняли в отношении тревожной новой тенденции. По настоянию Ватикана фашистский режим подавлял попытки протестантов заниматься обращением в свою веру на территории Италии, однако теперь, когда фронт сместился на север, протестанты-миссионеры стали появляться в стране. Если допустить в Италии «протестантскую пропаганду», это приведет к «а) прискорбному расколу и серьезным волнениям в народе; б) резкой реакции со стороны епископов, духовенства в целом и "Католического действия"; в) неизбежному противодействию со стороны Святого престола»[931]

.

Не ясно, сколько пунктов этой служебной записки Пий XII обсудил с Черчиллем в течение 45-минутной встречи, хотя папа явно не стеснялся высказывать свои соображения. После встречи Черчилль сказал Майрону Тейлору, что папа – «личность очень откровенная и могучая». Это замечание говорит о многом, ведь Черчилль неплохо разбирался в вопросе «могучих личностей». Война изменила папу: раньше многие кардиналы опасались, что он окажется недостаточно жестким для человека, занимающего этот пост. Пий XII по-прежнему поддерживал образ аскета и по-прежнему с удовольствием кормил канареек в приватной обстановке, однако теперь он без малейшей робости высказывал свои взгляды. Он мог начать по-настоящему самоутверждаться теперь, когда исчезла необходимость делить Рим с диктатором Италии, отлично умевшим запугивать понтифика, а Гитлер под натиском союзников отступал все дальше[932].

Властные инстинкты папы с особой ясностью проявились в вопросе о назначении нового государственного секретаря Ватикана. Как всегда в такие моменты, быстро поползли слухи о потенциальном преемнике Мальоне. Но Пий XII не торопился подыскивать ему замену. Более того, ему было даже комфортнее жить без государственного секретаря. С прежним папа никогда не чувствовал себя свободно, ибо ему казалось, что кардинал Мальоне считает себя едва ли не равной фигурой. Между тем монсеньоры Тардини и Монтини виделись папе просто способными работниками, в чьем подобострастии не приходилось сомневаться[933].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное