В оглушающей тишине заводная балеринка на его столе вдруг звякнула отголоском музыки и тут же снова замерла. Он посмотрел в сторону миниатюрной куколки, которая лишь едва дёрнулась на остатках предыдущего завода, не совершив даже четверти оборота. «Вот это твоя партия» – говорил его взгляд.
– Дорогая моя, это ведь не только моё решение. Я оценил вас на смотре, но… С вами занимается Виктор Эльдарович. Ему и решать. Он видит вас каждый день и уже успел понять, к чему вы готовы, а к чему нет… И я не могу вот так… Без его одобрения… К тому же вы не репетировали… Нет… Это невозможно… Никак.
Он нахмурился и быстро-быстро замотал головой, как будто говоря: «Нет-нет… Никогда… Никогда…», а ещё: «Идите, идите, идите уже от меня…».
Я собрала со стола рассыпавшиеся контрамарки и зашагала к двери. Виктор во всём виноват. Это из-за него меня поставили на задворки.
На столе у Аллы, которой я всучила злополучные контрамарки, стояла коробка с только что отпечатанными программами к спектаклю. Она достала одну, чтобы похвастаться тем, как всё теперь замечательно удалось. Классический дизайн Мариинского: просто и изящно. И Самсонов одобрил. Я открыла буклет и увидела собственное имя – в самом в конце, незаметное среди других. Имя, которое, благодаря Виктору, никто не запомнит.
Четыре рон-де-жамба парте. Открываем руку, делаем парте на плие. Сорок пять градусов. Гран рон-де-жамб. Гран-батман жете. Рон-де-жамб. И пассе.
Я тяну ногу так, что сухожилия трещат. Посмотри на меня, Виктор. О чём ты думаешь? Не жалеешь, что выгородил «идеальную» Женю? Она ведь не так уж идеальна. И ты это видишь.
В эту пятницу спектакль. Я должна получить свою роль. И ты мне в этом поможешь.
Но сначала я пойду в Вагановский зал. Да, уже этой ночью я буду танцевать там. И пусть я до сих пор не знаю комбинацию, которую ставила Ваганова Агате Азоевой, я приду туда и буду танцевать. Даже если умру, и завтра утром репетировать «Сильфиду» со всеми будет мой призрак. Даже если так – сегодня я буду танцевать в Вагановском зале.
Глава 25
Алина
Утренняя репетиция
На утренней репетиции я танцую па-де-катр сильфид с младшими девочками. Диагональ легчайших гран-жете. Всё хорошо. Всё идеально. Но это не совсем па-де-катр. Точнее, это па-де-катр по движениям, но не по сути. В классическом танце четырёх солистки как тени друг друга, как близнецы. Но я выделяюсь. Зеркала ничего не прячут. Коргина смотрит, закусив губу. Я знаю, о чём она думает.
Вчера мне пришлось прятаться в туалете до ночи: вахтёр давно уже обошёл коридоры и, наверное, ушёл домой, но Самсонов всё ещё торчал у себя – свет в приёмной горел. Наконец я услышала, как хлопнула дверь его кабинета. Прильнув к приоткрытой двери туалета, я наблюдала, как он закрыл дверь приёмной на ключ и, пройдя по коридору, спустился по лестнице. Я покинула своё убежище, только когда услышала громкий стук входной двери. В академии осталась я одна.
Я спускалась по лестнице на цыпочках: малейший шум, казалось, мог выдать мою тайну. На вахте я стащила из ящика на стене огромную связку ключей. Один из них от зала Вагановой.
У меня бешено колотилось сердце, когда я шла по тёмному коридору второго этажа. Оно пульсировало в висках, и его стук словно бы отдавался от стен. После смерти девочки в Вагановском зале не проходят занятия, однажды я лишь мельком видела его открытым – в день «исчезновения» Пятисоцкой.
Я должна туда войти. Я должна танцевать там. Так я решила, потому что знала: Самсонов, Виктор и Коргина не увидели во мне Воплощение. Но я должна доказать – прежде всего самой себе, – что они ошиблись. Мне нужно знать это наверняка. То, что я смутно чувствую, то, что рвётся изнутри меня, – я должна знать. Тогда я найду способ получить роль.
Мне пришлось опробовать несколько ключей, прежде чем я смогла открыть дверь. Но даже после того, как замок щёлкнул и дверь скрипнула, приоткрывшись, я всё ещё стояла на пороге, не решаясь распахнуть её.
Что, если я умру этой ночью? Что, если утром они найдут моё тело в этом зале? Скажут – девочку настиг внезапный сердечный приступ. Уже к выпускному об этом никто не вспомнит.
От этой мысли мурашки побежали по позвоночнику. Я поёжилась: холодно. По ногам как будто сквозняк: откуда он? Неясный звук в глубине тёмного коридора заставил прислушаться. Тишина. Видимо, послышалось.
Пять минут до полуночи – я должна туда войти. Это мой последний шанс, последняя надежда. Ничто в жизни не было и не будет так важно для меня. Один шаг за порог, и я встречусь с судьбой.
В животе что-то связалось в тугой узел, когда я распахнула дверь. Шаг. Я уже внутри. До полуночи пара минут.
Глаза быстро адаптировались к темноте. Зал оказался таким же, как все другие: паркет, зеркала, стёртый ладонями до глянцевой гладкости станок. На стене висел огромный портрет Вагановой в тяжёлой раме – точно такой же я видела в большом репетиционном зале.